Король северного ветра

Сегодня в Тимлейнской ратуше собрался весь высший свет иберленской столицы. Пришли почти все аристократы, кто был в городе, с женами, сыновьями и дочерьми, с вассалами и приближенными слугами. В первых рядах стояли наследники погибшего Джеральда Коллинса, Брендан и Джером; министр Таламор с дочерью Амелией; повелитель Юга Виктор Гальс со свитой; Стивен Тресвальд со всеми своими родственниками; владетели малых домов с Севера, связанные ленной присягой с Шоненгемом; и прочие и прочие. Пришло все дворянство, от владетельных пэров до последнего эсквайра, кого только удалось собрать, ибо с семи утра глашатаи и посыльные ходили по Тимлейну, выкликая нобилитет Иберлена явиться в ратушу к одиннадцати часам.

Присутствовали Эдвард Фэринтайн с Кэран Кэйвен, сопровождаемые капитанами Кэбри и Своном, – а вот Клиффа Гарландского не было, и никто не сумел его разыскать. Донесения стражников сводились к тому, что гарландский король с кавалькадой своих рыцарей проехал минувшим вечером через Южные ворота и не возвращался с тех пор.

Прибыл зато архиепископ Райгернский Роджер Кемп в окружении палаты епископов и палаты клира, все в роскошных одеяниях, расшитых золотом и украшенных драгоценными камнями. Формально подчиненная Святому Престолу Либурна, контролировавшему почти все духовенство Срединных Земель, иберленская церковь уже несколько столетий не вмешивалась в политику.

Встал рядом с лордами и духовенством городской магистрат в полном составе – нынешний лорд-мэр Хьюстон и его олдермены, что представляли гильдии ювелиров и суконщиков, бакалейщиков и меховщиков, галантерейщиков и виноделов и говорили за весь прочий мастеровой и ремесленный люд. Явились вместе с ними хозяева возникших в правление Ретвальдов мануфактур, производящих предметы роскоши и быта, изготавливающих зеркала и столовые приборы, и лампы. Наособицу, с толстыми серебряными цепями на шеях и в черных дублетах, стояли три важных господина с Оружейного двора, где делались клинки и доспехи для нужд армии, лучшие во всем королевстве.

Пришли купцы, владельцы кораблей и торговых компаний, чьи суда ходили в Астарию и на Полуденное море, в Ильмерград и Арэйну; привозили оттуда пряности и шелка, соболиные меха и экзотические фрукты, расплачиваясь за то железом с рудников Каскадных гор и солью с верховий Нейры, а также полновесным иберленским фунтом, принимаемым во всех портах от Тарагона до самой Райгады.

Большой зал оказался весь заполнен людьми, и еще больше их собралось на Фонтанной площади перед ратушей, где столпились простые горожане, ремесленники и мастеровые с мануфактур, коробейники и слуги из господских домов, а также прочие зеваки и даже нищие, привлеченные слухом о возможной раздаче двором подарков. Плотная шеренга гвардейцев, вооруженных алебардами и протазанами, отделяла простолюдинов от дворян и купечества. Этим утром королевскую гвардию переодели из черно-белых цветов Ретвальдов в зелень и золото Айтвернов, и это сразу вызвало волну слухов. На покатых крышах окружавших площадь домов собрались, свесив ноги, мальчишки.

Айна, стоявшая на возвышении подле тронного места, еще раз оглядела публику, нервно перехватила левое запястье правой ладонью. Новоиспеченная королева так и не смогла толком выспаться этим утром. Она провалялась в муторной дреме несколько тревожных утренних часов и проснулась с головной болью, противной сухостью во рту и режущим сердце страхом.

Рядом находился Лейвис, и выглядел он не лучше. Его лицо казалось изможденным и бледным – и вряд ли причиной тому послужила одна только ночная выпивка. И все же сын графа Рейсворта старался держаться достойно. Рука лежала на золоченом эфесе шпаги, подбородок – приподнят, губы и брови сведены. Лейвис вызвался быть личным сопровождающим королевы на сегодняшней церемонии и не отходил от нее ни на шаг. К своему удивлению, Айна была даже немного благодарна ему. После вчерашнего дня кузен почему-то перестал раздражать. Она не знала, надолго ли это.

Когда куранты на Башне Ветра пробили одиннадцатый час до полудня, церемонийместер Брэдли взмахнул рукой – и заиграли трубы, призывая зрителей к молчанию. Эдвард Эрдер, облаченный в фамильный черный плащ с гербовым серебряным грифоном, выступил вперед и приветственно взмахнул рукой. На зал упала тишина.