Король смеха

– У первого афиши раньше кончились. Посмотрел он на свои пустые руки, вздохнул, снял пиджак, мазнул по нему кистью и залепил пиджаком афишу конкурента. Обиделся тот за такое нарушение театральной этики да хвать беспиджачного кистью по голове…

– Убил?!

– Не особенно. Тот два месяца в больнице пролежал, а этот два месяца в тюрьме просидел. Сенсационнейший процесс был, но в результате оба по хорошему сбору сорвали. Знаете, я запишу, чтоб не забыть.

– Что запишете?

– Что в Праге такое хорошее правило – афиши не заклеивать. Приеду в Россию – у себя введу.

– Мне здесь другое нравится, – задумчиво сказал я. – Очень любят здесь старину и сохраняют ее. Есть дома, которые по пятьсот лет стоят, и их любовно берегут. А у нас в России на старину смотрят, как на рухлядь. Вернусь в Россию – буду пропагандировать сохранение старины. Запишите, чтобы не забыть.

– Запишу. А потом тут хорошая манера: при пивных заводах есть такие садики – дают только пиво на стол, а сосиски и ветчину посетители с собой в бумажке приносят. У нас в России хозяин пивной за это огромный скандал закатил бы. Да и посетитель считал бы моветоном и верхом мещанства – прийти в ресторан со своими продуктами. А ведь – очень удобно. Запишу в книжку, чтоб не забыть, и потом в России введу.

– А мне вот тоже нравится, что город просыпается с зарей и в шесть часов утра уже работа в полном ходу. Записать, а?..

– Запишите.

– А соколов видели? Какие молодцы! Тренированные, бодрые. Всегда с музыкой, и публика их приветствует кликами и аплодисментами. А наша русская молодежь… Я запишу, а?

– Запишите. Кстати, вот трамвай идет. Ну-ка, кто ловчее вскочит на ходу…

Я употребил ловкий, чисто сокольский прием и, как птица, взлетел на подножку трамвая. Импресарио – за мной.

Но… тут случилось что-то непонятное… кто-то крикнул, кто-то свистнул, трамвай остановился, и молодцеватый полицейский вежливо отнесся ко мне:

– С вас четыре кроны.

– Так я их кондуктору уплачу, – бодро возразил я.

– Нет, мне. Штраф. Нельзя вскакивать на ходу.

– А у нас в России…

– Вот вы в России и скачите.

Дальше мы пошли пешком.

– Записать? – спросил притихший импресарио.

– Насчет чего?..

– А вот насчет скакания. Когда в Россию вернемся, чтоб ввести.

– Гм… запишите, пожалуй, только помельче… А вот на углу русские газеты. Купите. Интересно, как поживает Ленин.

Мы развернули газеты и уткнулись в них носом с таким интересом, будто о болезни родного отца читали.

– Жив еще!

– Жив, но уже, как говорится, ни папа, ни мама не скажет.

Сзади кто-то деликатно тронул меня за плечо. Я оглянулся.

– Пожалуйте четыре кроны штрафа, – сказал полицейский.

– За что?!

– На улице читать запрещено.

– Да я и не читал.

– А что ж вы делали?

– Жарко, я хотел лицо утереть газетой. Знаете, при нашем беженском положении, когда нет носовых платков…

– Утираться газетой, на которой свежая краска! Тогда я вас оштрафую за нечистоплотность.

Я разозлился.

– Попробуйте! У меня родной дядя – Масарик.

– Не завидую ему, что он имеет таких родственников.

– Ну и насчет полиции ему тоже не повезло.

– Объяснитесь.

– Послушайте, вы меня лучше не задерживайте. Я спешу на завтрак к Бенешу и, если опоздаю…

– Ничего. Вы ему покажете квитанцию в уплате штрафа…

– Это вот такая квитанция? Могу я прочесть, что вы в ней написали?

– Можете!

Я ехидно улыбнулся:

– Да, как же я могу читать ее, когда вы сами говорите, что на улице читать запрещено.

Крупные капли пота выступили на честном полицейском лбу.

– Тогда пожалуйте за мной в участок – там в закрытом помещении и прочтете.

– Не беспокойтесь. Нате ваши четыре кроны. Кланяйтесь вашему начальнику полиции и скажите, что между нами все кончено…

Мне недавно говорили, что пражская полиция отличается гениальным искусством открывать преступления и находить преступников. Мне говорили, что за все время существования полиции только одно преступление осталось не открытым и не наказанным.

Теперь прибавилось еще другое преступление – не открытое и не наказанное: когда мы зашли за угол, я все-таки, озираясь по сторонам, дочитал газету на улице.

Омраченный импресарио спросил меня:

– Это записать? Насчет чтения на улице?

– Не надо, – угрюмо сказал я. – Незачем портить записную книжку.

Р. S. Если орган, в котором будет напечатан этот фельетон, опубликует мое второе преступление с газетой и полиция явится ко мне за штрафом – я запишу этот штраф на счет редакции. Записать?

Чехи

Нет на свете человека деликатнее и воспитаннее чеха…

Он ласков. Он заботлив. Он внимателен. Невозмутим. Всегда прекрасное расположение духа. Исключительно любит нас, русских.

Я никогда не видел, чтобы чех в обществе вышел из себя. А для меня нет ничего приятнее, как взвалить на свои плечи самую трудную задачу в мире… Поэтому я решил вывести чеха из себя…

* * *

Трое чехов и я – мы сидели в углу ресторана и дружелюбно попивали пиво.

Я подстерег паузу, обвел компанию хитрыми глазами и неожиданно сказал:

– Мне ваше правительство не нравится.

Будь я на месте чеха – я бы съязвил: «Зато у вас, у русских, хорошее правительство!» Вместо этого чех кротко возразил: