Король среди ветвей

Король ночью пришел ко мне. Я сел в кровати, готовый идти с ним, но он попросил меня лечь, ибо хотел всего только поговорить. Он забрался на кровать и лег в темноте рядом со мной.

- Как в давние времена, Томас, - сказал он, и я вспомнил юного Принца, который приходил ночами в мой покой, чтобы полежать со мной рядом и потолковать от души.

- Ночью, - начал Король, - никто ничего не скажет.

- Мне ведомо какие толки ходят при дворе, - сказал он.

- И все же, - продолжал он, - то, что они желают быть вместе, совершенно правильно. Кто посмеет отказать им в этом? Говори, Томас.

- Никто, господин мой.

- Я хочу, чтобы Тристан любил ее.

- Тогда все в порядке.

- В каком уж там порядке. Слухи - затрагивающие мою честь - честь моего двора…

- Вы сами склоняете их уединяться.

- Когда она с Тристаном, она со мной.

- Значит она всегда с вами.

- Тристан… Тристан никогда не покроет меня позором. Он умер бы ради меня. Томас! Говори от всего сердца.

Я колебался лишь малую долю мгновения. «Тристан умер бы за вас». И это было правдой: Тристан защищал бы Короля до самой своей смерти.

Я слышал как тяжело дышит во мраке Король, и думал о Тристане, о Королеве, как они шли по плодовому саду, - с прижатыми к телу руками, шагая так медленно, что почти и не продвигались.

Король сжал мою руку руку. «Спасибо, Томас». Через миг он заснул рядом со мной, я же лежал во тьме, бесонный.

Сколько же еще? Два дня прошло с ночи, в которую Король пришел ко мне, а подозрения его сейчас сильны как никогда. Нынче утром он объявил, что охотиться не поедет, потом вдруг передумал и ускакал яростной рысью, а в полдень вернулся. Королеву с ее камеристками он нашел в женских покоях. Тристан находился в кречатне, обучал сидеть у себя на запястье молодого сокола.

Днем раньше, - Король охотился, - я послал записку Брангейне. Мы встретились в королевском саду, в тени стены. Я открыл перед Брангейной плетеную калитку, провел ее к дерновой скамье у фонтана леопардов. Робкое, недоверчивое выражение покинуло ее, теперь она была насторожена, выжидательна, напряженно спокойна. Руки лежали на лоне, но не перекрещивались, - одна сжимала запястье другой. Нужды в вежливых околичностях у меня не было. Я сказал ей о слухах, о подозрениях Короля и попросил предупредить ее госпожу - пусть та будет поосторожнее, пусть избегает поступков, способных возбудить пересуды.

Брангейна выслушала меня в задумчивости - я представил, как она крутит так и эдак каждое мое слово, точно они были плодами и Брангейна проверяла, нет ли на них выщербин и изъянов, - потом резко поворотилась ко мне:

- Королева в опасности?

- В опасности репутация Королевы.

- И Король прислал вас, чтобы сказать это?

- Я сам себя прислал.

Она посидела, подумала, затем:

- Королева ничего не боится.

Страстность, с которой она произнесла эти слова, поразила меня. Таким тоном можно было бы сообщить: все кончено.

- Речь не о смелости Королевы, - отозвался я.

Я рассчитывал услышать ответ, но Брангейна лишь смотрела на меня, ожидая продолжения.

- Скорее - о ее чести.

- Честь исходит изнутри, - объявила она и пристукнула кулачком по грудной кости.

Я призвал служанку Королевы не для того, чтобы обсуждать с нею тонкие материи чести. Она, должно быть, приметила на моем лице некую вспышку чувств, потому что спросила:

- А Король этим слухам верит? Вы сами верите им?

- Я не знаю, верит он им или нет. Ему не нравится само их существование.

- Как и Королеве, - откликнулась Брангейна, глядя на меня словно бы даже с торжеством.

- Если ты не упросишь ее быть осторожнее… не предупредишь ее…

- А от кого исходит предупреждение - от друга?

Я поразмыслил.

- От того, кто ей не враг.

Она вгляделась в мое лицо.

- Я поговорю с ней. Королева - делает то, что хочет.

Я встал, проводил ее до калитке.

- Королева - благодарит вас, - сказала она, помедлила с миг, словно желая сказать что-то еще, но вместо этого порывисто повернулась и вышла во двор.

Что меня встревожило в нашем разговоре, так это неожиданность нового образа Королевы. Королева ничего не боится? Королева делает то, что хочет? Королева вдруг обратилась в отважную женщину, презирающую авторитет, нетерпимую в отношении долга - в женщину, для которой есть Король просто докучная помеха, - в женщину, которая открывает своей служанке добытую с великим трудом и на тяжком опыте истину: «Честь исходит изнутри». Подумать только - Королева размышляет о чести. «Честь исходит изнутри». Что это может означать, кроме: честь исходит не из того, что я совершаю, но из того, что чувствую.

Это философия беспутного барона.

А честь Короля? Как быть с нею?

Трудно примирить эту Изольду - неистовую Изольду, внезапно возникшую из слов, произнесенных ее служанкой у фонтана леопардов, - с той, другой Изольдой,  учтивой, ласковой, мягкой, что медленно подрастала в моем уме, будто грушевое дерево в обнесенном стеной саду.

Ничего я о Королеве не знаю.