Король сусликов

Здание, во дворе которого я находился, было словно из другой эпохи. Изогнутые как у пагоды коньки крыш украшали фигурки птиц и рычащих тигров. Одну стену покрывали письмена, располагавшиеся под изображениями драконов и бородатых воинов, щеголявших в тогах и вооруженных мечами и мушкетами, словно собираясь вступить с кем-то в бой. Мне почудилось, что я смотрю на фреску в каком-то музее — часть изображения была затерта, а у некоторых героев не хватало плеч или голов. Присмотревшись, я заметил, что одна из стен успела обвалиться, причем обломки уже сложили в аккуратную кучу. В воздухе пахло потом, дымом и какими-то животными.

Я переступил порог и вошел внутрь. В бледном свете тускло поблескивали бугрящиеся пузырями стены, покрытые лаком. На полу лежал опрокинутый маленький холодильник с закругленными краями и распахнутой дверцей. Комкообразное содержимое вывалилось на пол и источало гнилостный запах. Грязную фарфоровую раковину покрывала паутина трещин. Крыша дома, в который когда-то привел меня его бывший жилец, вот-вот была готова провалиться, будто на нее сверху опустилась какая-то тяжеленная тварь.

Из земляного пола торчали изогнутые ребрышки размером с коктейльную соломинку. Скорее всего, это были останки какой-то птицы: присмотревшись, я приметил втоптанные в грязь перья. Раскиданные вилки, ножи и ложки ржавели рядом с чистенькими тарелками, на которых не виднелось ни трещинки, ни скола. Посуда была столь белоснежной, что в полумраке казалась нагретой до белого каления.

Сколько печали за долгие годы впитали в себя эти стены! Создавалось впечатление, что обитатели покинули дом в ужасной спешке.

Я достал маленькую фотографию со старомодными зубчатыми краями. Запечатленные на ней выглядели скованно, будто впервые увидели фотокамеру. Женщина — совсем миниатюрная, в сандалиях и бесформенной юбке. Ребенок на ее руках безучастно таращится огромными черными глазами на что-то сбоку.

Давным-давно я убил мужа этой женщины. Луна в ту ночь светила так ярко, что я запросто бы смог пересчитать пуговицы на его мешковатой черной рубахе.

Я сунул фотографию, которую хранил все эти годы, обратно в конверт и прислонил его к стенке пустой полки — наверное, именно там бы и стояла фотокарточка, сложись все иначе. Я сделал максимум из того, что мог. По прошествии стольких лет мне не оставалось ничего другого. Вскоре этот дом, а вместе с ним память тех, кто тут жил и умирал, обратятся в ничто и будут преданы забвению.

В другой крошечной комнатенке в луже воды лежал расколотый унитаз. Испещренные трещинами осколки покрывала ярко-зеленая плесень, что брала начало от канализационного отверстия в полу. На пороге лежала куча окаменелых нечистот высотой сантиметров тридцать.

Я прикрыл рот рукой, развернулся и вышел. Делать здесь больше было нечего. Конечно же, мой сентиментальный порыв оказался сущей нелепостью. Я отправился сюда, чтобы вернуть фотографию, в последней неуклюжей попытке получить прощение, но оказался в тупике.

Я снова двинулся в путь. В одном из переулков увидел мужчину, стоявшего на коленях возле крошечной ниши, в которой плясало пламя свечей. Гигантская тень согбенного незнакомца падала на покосившуюся цементную стену, которая, по идее, давно должна была обрушиться — в этом позабытом всеми мирке, наполненном брошенным хламом.

Услышав звук моих шагов, мужчина, не выказав ни малейшего удивления, быстро кинул на меня взгляд, после чего снова занялся делом. У маленького алтаря курились палочки с благовониями, воткнутые в миску с песком. Рядом в изящных фарфоровых чашечках желтели очаровательные цветы. Мне вспомнилось, что желтый — это цвет Будды. Мужчина взял одну из дымящихся палочек, зажал между ладонями и дважды поклонился: один раз в память об умерших, второй — о живых. С кем, интересно, он сейчас пытался проститься?

Я двинулся дальше, стараясь не обращать внимания на ноющие колени. Мне подумалось, что было бы здорово проживать жизнь дважды: первый раз — так, пробный, а второй уже нормальный, без всяких глупостей и нелепых ошибок. Так бы мы причиняли друг другу гораздо меньше боли.

ГЛАВА 8

В самолете, возвращаясь домой, я решил покурить в туалете — и это притом, что завязал с табаком много лет назад.

Будучи уже высоко в небе над Тихим океаном, в тот самый момент, когда командир экипажа по громкой связи порекомендовал пассажирам посмотреть в иллюминатор, поскольку собирался совершить правый поворот над Токио, я стоял, балансируя на одной ноге, на унитазе из нержавейки. Мое лицо отделяло от потолка сантиметров пять. Я со всей тщательностью старался выдыхать дым в вытяжку-вентилятор. После нескольких пробных затяжек я много о себе возомнил и решил выдохнуть колечко дыма. Нет, нет, нет, только не это! Колечко гордо проплыло мимо вытяжки, и, распадаясь, обвилось вокруг крошечного красного детектора дыма на потолке.

Лампочка мигнула. Заревел сигнал тревоги — совсем как полицейская сирена, а в дверь тут же принялась барабанить стюардесса.