Она вытряхнула из волос несколько веток и бабочку. Красивую, будто из чёрного бархата, расшитого белыми жемчужинами и красными гранёными рубинами. Одно её крыло казалось неестественно вывернутым, а на втором не хватало пары чешуек.
– Лети. Лети, пожалуйста.
Грэйс вытянула руку вперёд. Бабочка проползла от линии жизни на ладони до кончика указательного пальца и по кривой дуге взлетела. Покружила над головой, отдохнула на ветке яблони и отправилась дальше к заходящему солнцу.
– Счастливого пути, возвращайся в Мэривилль. Вдруг тебя здесь кто-нибудь ждёт…
Когда Грэйс достигла возраста, в котором человек начинает ценить кратковременное одиночество, она стала часто приходить к этому дереву мечтать и сортировать мысли. Домой Грэйс возвращалась вовремя, но у отца всё равно часто не хватало терпения её дождаться. Загрузив корзинку для пикника, он приходил сюда прямо в своём университетском костюме, чтобы сидеть вдвоём под деревом и высматривать счастливые номера у проезжающих мимо машин.
Вот и сейчас Грэйс не нужно было оглядываться, чтобы определить звук его шагов.
– Я принёс тебе немного пирога. – Отец опустился рядом на траву. – Только он уже холодный. И на твой вкус немного пересоленный. Хотя Джеку понравилось. Правда, ему почти всё съедобное нравится – ума не приложу, как он ухитряется оставаться таким худым.
Отец всегда говорил много и сбивчиво, когда переживал.
– Ты на меня злишься? – неуверенно спросил он.
Грэйс подвинулась ближе, любезно подставив плечи для объятий.
– Пытаюсь, – ответила она.
– Это как?
– Я обязана злиться, ты обманывал меня много лет, всё такое… Вполне тянет на истерику.
Грэйс испытала приступ неуместной весёлости, ей даже пришлось закусить губу, чтобы не рассмеяться.
– Получается?
– Нет. Хотя я честно очень-очень стараюсь.
Оказалось, что одиночество – не всегда лучший способ привести мысли в порядок. Иногда эффективнее и приятнее просто посидеть рядом с самым любимым в мире человеком, положив голову ему на плечо.
– Самира, а сколько тебе лет? – Верхняя половина лица Тони показалась из-за тетради. Он сначала спросил, потом задумался, поправил очки и только после этого смутился и покраснел.
– Мне двадцать.
Не обладая выдающимися способностями к математике, Джек всё же удивился:
– Как это? Я думал, ты родилась после Грэйс.
– Потому что ты считаешь по вашей временной шкале. – Самира уставилась на него в терпеливом ожидании следующего вопроса.
– Прости, что?
– В том, другом мире время идёт чуточку быстрее, – вмешался Тони, – фактор…
Джек замахал на него руками:
– Иначе говоря, если считать, – он изобразил пальцами кавычки, – по нашей шкале времени, то ты родилась позже Грэйс на пару месяцев. А если учитывать все прожитые тобой годы, то ты её старше?
– Ага, – весело сказала Самира.
– Фактор получается примерно одна целая одна десятая одна сотая… – всё же решился вставить Тони, однако Джека мало интересовали цифры.
– Так ты старшая сестра или младшая? – задал он вопрос поважнее.
– Я старшая.
Джек покачал головой:
– Хм, а мне всё-таки кажется, что ты младшая.
– А я осмелюсь утверждать, что ты ошибаешься. И в этом нет ничего удивительного.
Другие миры, где время идёт иначе, занимательная математика, найденные родственники. Похоже на плохую мыльную оперу, в которую специально добавили фантастические элементы, чтобы объяснять ими нестыковки в сюжете. А ведь совсем недавно жизнь была такой образцово скучной.
– Мне нужно покурить, – придумал Джек и пошёл через кухню на задний двор.
– Я с тобой, – вызвалась Самира.
– Угу, – кивнул Тони, не подняв головы. Глубокая складка озабоченности залегла между его бровями.
На улице их ждал чудесный летний вечер. Если сравнивать этот вечер с другими, он с отрывом победит во всех номинациях: оптимальная температура, чистый воздух с ароматами цветов и свежескошенной травы, мягкие сумеречные силуэты, заигрывающие с без того распалённым воображением.
Когда-то Джек наведывался сюда чуть ли не каждый день. Из цветной мозаики воспоминаний об уютном дворике складывалась значительная часть его жизни.
Здесь, на крыльце, раньше скрипела вторая ступенька, когда они с Грэйс усаживались на неё поболтать. А потом мистер Маршалл забил несколько гвоздей, и ступенька скрипеть перестала. Вот этот огромный цветок гортензии в терракотовом горшке Джек застал ещё хилым ростком с двумя листиками. Он помнил, как перегорела лампочка в гирлянде под козырьком, как Тони свалился с гамака и пролил на него кофе – вон, коричневое пятно так и не удалось полностью вывести. Джек помнил, как специально для него однажды появилась пепельница в форме чернильницы.
Почему сегодня всё кажется чуждым? Кусочки мозаики рассыпались и перемешались.
Джек достал из кармана джинсов сплющенную пачку сигарет и спросил на всякий случай:
– Это всё по-настоящему?
Самира кивнула.
– Ты волнуешься?
– Немного. А ты?
Он развёл руками – жест в равной степени мог означать «я не знаю» и «я не виноват».
– Зависит от того, как глубоко я рискну погрузиться в происходящее.