Читаем Король утопленников полностью

Там никто не рождается и не умирает. Если пара марсиан желает завести ребенка, то просто кидает чехи в одно и то же место, например, в шляпу. Чехи соединяются, из них возникает маленький. Если нужна принцесса или новый император, то все марсиане бросают в один колодец по одной чехе и оттуда появляется. Если император надоел, правит уж слишком давно, говорят хором: «Все чехи домой!» и чехи бегут обратно, каждая к своему хозяину, можно нового императора собрать. Император умеет длиннить пальцы, как осьминог. На марсианских пирах всем дают углекислый кисель. Дома строят вниз, а не вверх, пятиэтажный дом такой же, как наш, но вместо высоты глубина. Растения внутри домов — это украшения, их никто не ест. Поэтому динозавры на Марсе очень хилые, мелкие, никто не дает им пальму пожевать, сколько они морды в зал не суют. Только углекислый кисель. Когда-то их доставили с земли, но чем кормить забыли. Если прилететь на Марс и убедить марсиан дать динозаврам листьев, прекратить кисель, то станут гиганты, лучшие охранники императора. Он обычно сидит на троне и глядит на две одинаковые палочки. Для марсиан самое красивое — одинаковое, орнамент, ничего ведь у них на планете не повторяется, даже и пальцы и глаза и зубы у них разные, поэтому не умеют сами ничего два раза нарисовать. Если марсианин попробует даже, все равно за синим овалом сделает зеленый крестик, а дальше квадратик полосатый и прочий разнобой. Покажешь им орнамент, самый простой — синий кружочек, красный овал, сразу за это сделают принцессой. Если сделать много таких картин, они украсят императорский зал, в который все марсиане захотят попасть, чтобы получить там радость и счастье.

— Ну отлично, — сказал Глеб, осторожно вынимая из ее рук громкий подарок, — а хочешь узнать, что они обозначают, эти самые обезьяна и колибри? Каков их тайный смысл? Алене настолько хотелось знать это, что она, запоминая, вовсе перестала шевелиться и даже моргать. 3

С кем вам хотелось бы сегодня побеседовать?

Глеб сел поближе к бомжеватого вида мужичку в захарканной пурпурной рубахе. Он испытывал к бездомным безумцам некий постыдный интерес, как к порнофильмам в школьном детстве.

— Я до хуя въебывал и хуй что получил! — громко объяснил бомж, почуяв в незнакомце собеседника. Глеб понятливо покивал.

— Мне это по хую! — гордо закончил мужичок.

— Я помню... — начал было Глеб подходящую историю.

— Вы только хуевое помните, — не дал ему слова захарканный, — а хорошего вы не помните не хуя!

Затем он распрямился и снисходительно сделав пальцами, отправился прочь.

Глеб смотрел ему в спину с чувством, будто только что говорил с высшим существом или даже с божеством, которое ему все объяснило, а он не понял. Возможно, это ощущение взялось оттого, что разговор с захарканным, был уверен Глеб, закончится деньгами, просьбой одолжить, а точнее, просто помочь, мысленно Глеб выбирал в кармане купюру, но кончилось иначе — демонстративным презрением.

Глеб поймал машину, сказал куда, и, глядя в бесконечный стальной позвоночник движения с нервным пунктиром красных фар, пустил музыку в наушники. Политический мальчик для погружения в тему дал ему диск с недавно запрещенной символикой:

Калечить непонятный город

Окрасить стены в красный цвет

Не нужно никаких листовок

Не нужно никаких газет

Идти по слишком модным лицам

Вскрывать тугие животы

Поверь, тебе это не снится!

Судить пришел именно ты!

Пой, ненависть!

Нет ничего чище тебя!

Пой, ненависть!

Песню вос-ста-ни-я!

Дальше, под звуки выстрелов, рифмовалось «свой крест» и «пока не надоест». Глеб выключил, сильнее, чем надо сдавив упругое тельце кнопки в кармане. Из уст американских черных и по-английски это как-то не напрягало, а тут... Заметил, что никуда не едет, а стоит в пробке. Все то же впереди дерево и реклама с бородатым купцом и колбасным раем. Иногда купец делился на полосочки и оборачивался двумя блондинками в неимоверном белье. Девочки тоже расслаивались, становясь машиной, летящей и сияющей. Потом возвращался бородатый хозяин окороков. Больше на дороге не двигалось ничего. На вкладыше диска был череп в капюшоне и текст: «Привет, я тот, кто отнимет у вас все. Ваши дети вступят в наши отряды. Ваши деньги пойдут на нашу борьбу. Борьбу против вас. Борьбу против денег. Ваши дома изменятся и вы не узнаете их, даже если выживете случайно. Наслаждайтесь своей жизнью. Теперь мы решаем, когда и чем она закончится». Посмотри на свет! — призывал череп. Глеб взглянул сквозь бумажку на светофор и прочел водяные знаки: «Вива герилья урбана!»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман