Король в желтом

Она задумчиво прислонилась к мягкому подоконнику. Ветер приподнимал ее шляпку и развевал ленты под подбородком. Быстрым движением она развязала их и, вытащив из шляпки длинную булавку, положила ее рядом с собой. Поезд уже разогнался и стремительно шел вперед. К ее щекам прилила краска, каждый вдох и выдох приподнимал и опускал веточку лилий, приколотых к платью. Мимо проплывали деревья, дома, пруды, телеграфные столбы.

– Быстрее! Ну быстрее же! – воскликнула она.

Гастингс, не отрываясь, смотрел на девушку, но ее глаза, широко открытые, голубые, как летнее небо, как будто устремились к чему-то далеко впереди, к чему-то, что не приближалось, а, наоборот, удалялось от них. Был ли это мрачный замок на холме или крест сельской часовни? Может быть, она смотрела на призрачную летнюю луну, скользящую в тонкой туманной дымке неба?

– Быстрее! Быстрее! – воскликнула она.

Ее полуоткрытые губы горели алым огнем. Поезд трясся и дрожал, мимо изумрудным потоком проносились поля. Он уловил ее волнение, и лицо его засияло.

– Ну, посмотри! Выгляни вместе со мной! – Бессознательным движением она схватила его руку и увлекла к окну.

Он видел только, как шевелятся ее губы – голос тонул в стуке колес, но его пальцы сомкнулись на ее пальцах, и он вцепился в подоконник. Ветер свистел у них в ушах.

– Осторожно, Валентина, не так далеко!

Между опор моста мелькнула широкая река, а затем поезд с грохотом пронесся по туннелю и вновь пересек свежие зеленые поля. Вокруг него ревел ветер. Девушка высунулась из окна почти по пояс, но Гастингс схватил ее за талию:

– Осторожно! Не так далеко!

Она тем временем шептала:

– Быстрее, быстрее! Прочь из города, из страны! Быстрее, быстрее! Прочь из этого мира!

– Что ты там шепчешь? – спросил он, но ветер загнал голос обратно в горло. Она все же услышала его и, отвернувшись от окна, посмотрела на обнимающую ее руку. Затем подняла глаза к его лицу. Поезд тряхнуло так, что задрожали стекла. Теперь они мчались сквозь лес, и солнце освещало мокрые от росы ветви деревьев огненными вспышками. Он заглянул в ее встревоженные глаза, притянул к себе и поцеловал в полуоткрытые губы, а она горько, безнадежно вскрикнула.

– Только не это… Я обещала! Ты должен… должен знать, что я недостойна, – в чистоте его собственного сердца эти слова не имели никакого смысла ни тогда, ни потом. Вскоре ее голос оборвался, и она положила голову ему на грудь. Он прислонился к окну. В ушах у него шумел яростный ветер, а сердце радостно, смятенно билось. Они выехали из леса, и землю снова залил яркий солнечный свет. Валентина взглянула в окно и заговорила едва слышно, так что ему пришлось наклониться и прислушаться:

– Я не могу оттолкнуть тебя. Я слишком слаба. Ты давным-давно владеешь моим сердцем. Я нарушила слово, данное тому, кто мне доверял, но я ведь уже призналась тебе во всем, остальное не имеет значения.

Он улыбнулся ее невинности, она заговорила снова:

– Прими меня или брось, какая разница? Одним словом ты можешь убить меня, может быть, это будет легче, чем переносить такое счастье.

Он обнял ее:

– Тише, что ты такое говоришь? Посмотри на этот свет, на луга и ручьи. Мы с тобой будем очень счастливы в этом солнечном мире.

Она повернулась к окну. Мир вокруг казался ей прекрасным.

Дрожа от счастья, она вздохнула:

– Неужели это и есть мир? Я никогда его таким не знала.

– И я тоже, прости меня, Господи, – пробормотал он.

Может быть, добрая Госпожа Полей и простила их обоих.

Рюбарре [74]

Пусть мудрецы продолжат толковать
И простецов за глупость упрекать, –
Они и сами звенья в вечной цепи,
Какой не избежать и прервать.

Омар Хайям

Ни томный запах алых роз,
Ни соль прозрачная морей
Не стоят аромата кос
Любви моей.

Я о лилеях не грущу,
Ни рек не жажду, ни полей, –
Любви ответной я ищу
В груди твоей.

И все, что есть в пучине дней, –
Твой рот, что горячей огня,
Грудь, нежность рук, поток кудрей
И страсть моя.

I

Один из студентов в Академии Жюлиана указал кистью на молодого человека, бездумно сидящего перед своим мольбертом:

– Вот Фоксхолл Клиффорд.

Селби подошел, чтобы представиться:

– Здравствуйте, меня зовут Селби, я только что прибыл в Париж, и у меня к вам рекомендательное письмо для Академии искусств.

Внезапно его голос был заглушен грохотом падающего мольберта, задетого каким-то студентом, который набросился на своего соседа. Шум драки пронесся по прославленной Академии искусств, где в свое время работали Буланже[75] и Лефевр[76], а затем выкатился на лестницу. Селби очень беспокоился о первом впечатлении, которое он произведет в Академии Жюлиана, и взглянул на Клиффорда, который невозмутимо наблюдал за потасовкой.