Король в жёлтом

Хартману удалось вытащить из кармана нож, но Уэст выбил его и толкнул нападавшего в сточную канаву. Бродяжка, наблюдавший за ними, зашёлся резким смехом, который прокатился по тихой улице. И тогда повсюду открылись окна, а из них показались измождённые лица людей — они хотели узнать причину веселья в голодном городе.

— Что, уже победа? — пробормотал кто-то.

— Посмотри на них! — закричал Уэст, пока Хартман поднимался на ноги. — Смотри, ты, хапуга! Посмотри на эти лица!

Но вместо этого Хартман посмотрел на него — да так, что Уэст помнил тот взгляд до самой смерти — и молча ушёл. Трент, внезапно появившийся из-за угла, с любопытством взглянул на Уэста, который просто кивнул на дверь со словами:

— Заходи, Фаллоуби наверху.

— Зачем тебе нож? — поинтересовался Фаллоуби, когда Трент с Уэстом вошли в студию.

Уэст посмотрел на порезанную руку, до сих пор сжимавшую нож, и со словами «случайно порезался», забросил оружие в угол и смыл кровь с пальцев.

Фаллоуби, ленивый и толстый, молча наблюдал за ним. Трент заранее знал, как будут развиваться события, и с улыбкой подошёл к Фаллоуби.

— У меня к тебе есть разговор, — произнёс он.

— Есть? Я хочу есть! — ответил Фаллоуби с болезненной готовностью, но Трент нахмурился и приказал ему слушать:

— Сколько я дал тебе на прошлой неделе?

— Триста восемьдесят франков, — ответил тот с гримасой раскаяния.

— И где они?

Фаллуоби пустился было в путаные объяснения, но Трент его прервал.

— Знаю, ты их продул — с тобой всегда так. Плевать хотел, чем ты занимался до войны. Мне известно, что ты богат и вправе распоряжаться своими деньгами, как тебе заблагорассудится. И ещё я знаю, что это, в общем-то, не моё дело. Но оно стало моим с тех пор, как я отвечаю за обеспечение, и будет моим, пока ты не найдёшь ещё денег, а до конца осады этому не бывать. Я хочу делиться тем, что у меня есть, но не потерплю, если ты станешь бросать деньги на ветер. О да, конечно, я знаю, что ты всё возместишь, но дело не в этом. Старина, твои друзья считают, что от тебя не убудет, если ты откажешься от чревоугодия. В нынешнее голодное время, в этом проклятом городе скелетов ты смотришься самым настоящим уродом.

— У меня плотное телосложение.

— Правда, что у тебя закончились деньги? — спросил Трент.

— Да, правда, — вздохнул тот.

— А тот жареный поросёнок с улицы Оноре, он всё ещё там?

— Что-о-о? — запнулся униженный Фаллоуби.

— Ага! Так я и думал! Я не раз выдел, с каким вожделением ты таращишься на того молочного поросёнка.

Затем он со смехом вручил Фаллоуби пачку банкнот по двадцать франков и добавил:

— Если они пойдут на всякие роскошества, будешь кормиться собственной плотью.

Договорив, он отошёл к умывальнику, чтобы помочь Уэсту с перевязкой.

Трент затянул узел; его товарищ поморщился от боли и заговорил:

— Помнишь, вчера, когда я ушёл от вас с Брейтом к Колетт — занести курицу...

— Курицу! Господь милосердный! — простонал Фаллоуби.

— Курицу, — повторил Уэст, наслаждаясь его муками. — Я... то есть, я должен сказать, что всё изменилось. Колетт и я... мы собираемся пожениться...

— А что... что с курицей? — не унимался Фаллоуби.

— Заткнись! — засмеялся Трент и, взяв Уэста под руку, направился к лестничной клетке.

— Бедняжка, — рассказывал Уэст. — Только представь, за всю неделю она ни щепки не потратила на растопку, и ничего не говорила — думала, мне нужны дрова для обжига глиняной статуэтки. Тьфу! Когда я узнал об этом, то разбил эту дурацкую нимфу вдребезги, а остальные пусть замерзают, чтоб мне повеситься!

И после паузы робко добавил:

— Ты не заглянешь к ней по дороге домой пожелать спокойной ночи? Номер семнадцать.

— Хорошо, — ответил Трент и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.

Он остановился на третьем пролёте, зажёг спичку, осмотрел ряд номеров на грязных дверях и постучал в семнадцатый номер.

— C’est toi George? ¹⁰¹

Дверь приоткрылась.

— О, пардон, мсье Жак, я думала, это мсье Уэст, — она залилась краской. — О, вижу, вы уже слышали. О, большое спасибо за пожелания, я знаю, мы так любим друг друга... И мне не терпится повидаться с Сильвией, обо всём рассказать ей, и...

— И что? — засмеялся Трент.

— Я так счастлива, — вздохнула она.

— Он просто золото, — ответил Трент и весело добавил, — приходите к нам сегодня на ужин. Устроим небольшой пир — ведь у Сильвии завтра праздник. Ей исполнится девятнадцать. Я уже написал Торну, и Гуэрналеки придут со своей кузиной Одиль. Фаллоуби обязался взять только себя.

Девушка смущённо приняла приглашение, передав Сильвии свою любовь и поцелуи, и он откланялся.

Холод был немилосердным, и Трент быстрым шагом направился вверх по улице, а потом, перейдя улицу Люн, свернул на улицу Сен. Почти без предупреждения наступила ранняя зимняя ночь, но облаков не было, и на небосводе мерцали мириады звёзд. Бомбардировка усилилась — беспрерывный раскатистый грохот прусских пушек перекликался с тяжёлыми ударами на Мон-Валерьен.