Король в жёлтом

— Американец, — ответил он, направляясь к выходу, но девушка преградила ему дорогу.

— Я — бретонка. Мой отец там, с морской артиллерией. Если вы шпион, он вас пристрелит.

Какое-то время они смотрели друг на друга. Потом он со вздохом наклонился и поцеловал дитя.

— Молись за Францию, малышка, — пробормотал он, и она ответила со слабой улыбкой:

— За Францию и за вас, beau Monsieur ¹¹⁶.

Он перебежал улицу и быстрым шагом прошёл сквозь ворота. Очутившись за чертой города, он вклинился в поток людей и стал локтями пробивать себе дорогу вперёд. Рядом прошёл капрал, взглянул на него, остановился и подозвал офицера.

— Вы из шестидесятой, — проворчал он, изучая номер на кепи.

— Не нужны нам вольные стрелки, — добавил офицер, заметив его чёрные штаны.

— Я хочу пойти вместо товарища, — ответил Трент.

Офицер пожал плечами и отправился дальше.

Никто не обращал на него внимания, только один или двое мельком взглянули на его штаны. Дорога была покрыта толстым слоем слякоти и грязи, замешанной и перемолотой колёсами и копытами. Идущий впереди солдат подвернул в обледенелой выбоине ногу и со стоном отошёл к обочине. Дорога по обе стороны была серой от талого снега. То тут, то там, за обветшалыми изгородями стояли повозки, на которых висели белые флаги с красными крестами. Иногда возницей был священник в выцветшей шляпе и плаще, иногда — инвалид национальной гвардии. Раз они прошли мимо повозки, которой правила сестра милосердия. Вдоль дороги жались тихие, безлюдные дома с огромными брешами в стенах, с чёрными пустыми окнами. Дальше, на опасной территории, не осталось никаких признаков обитания человека, только время от времени попадались кучи обледенелых кирпичей или тёмный, занесённый снегом лаз в подвал.

Тренту постоянно наступали на пятки. В конце концов, убедившись, что идущий позади солдат делает это нарочно, он обернулся, чтобы разобраться, и оказался лицом к лицу с ещё одним студентом из Школы изящных искусств. Трент удивился:

— Я думал, ты в госпитале!

Тот покачал головой и указал на перевязанную челюсть.

— Понимаю, говорить не можешь. Чем тебе помочь?

Раненый порылся в ранце и достал корку чёрного хлеба.

— Он не может есть, челюсть раздроблена, и он хочет, чтобы ты разжевал еду, — пояснил солдат, шедший рядом.

Трент взял чёрствую корку и, перемалывая её зубами, кусок за куском передал хлеб обратно голодающему.

Время от времени мимо проносились ординарцы, с ног до головы обрызгивая пехоту грязью. Озябшие люди молча маршировали по залитым, увенчанным туманом лугам. За канавой, по ту сторону насыпи у железной дороги, параллельно с ними двигалась ещё одна колонна. Трент смотрел на эту мрачную массу — то ясно различимую, то пропадающую в клубах тумана. Один раз он потерял её из виду на целых полчаса, а когда колонна вновь появилась, Трент заметил тонкую вереницу солдат, которая отделилась от толпы и, перестроившись, стремительно повернула на запад. В тот же миг впереди послышался протяжный треск. От колонны начали отделяться другие шеренги — на запад и восток — и треск стал беспрерывным. Мимо них во весь опор проскакала батарея, и Трент с товарищами потеснились, чтобы дать ей дорогу. Она вступила в бой немного справа от их батальона и, как только в тумане прогремел первый оружейный залп, на него диким рёвом отозвалась пушка с укреплений. Рядом пронёсся офицер — Тренту так и не удалось разобрать, что он кричал, но ряды, шагавшие впереди, внезапно отделились от общего строя и исчезли в предрассветной мгле. Подъезжали офицеры, выстраивались и вглядывались в туман. Наступило унылое ожидание. Трент прожевал ещё немного хлеба для раненного солдата, тот попытался его проглотить, но через некоторое время покачал головой и жестами показал, чтобы он доедал остальное сам. Капрал предложил ему глоток бренди, а когда Трент отпил и обернулся, чтобы отдать флягу, капрал уже лежал на земле. Встревожившись, он взглянул на стоящего рядом солдата. Тот пожал плечами и открыл было рот, чтобы ответить, как вдруг его что-то ударило, он перевернулся и скатился в канаву. В тот же миг лошадь одного из офицеров дёрнулась и, брыкаясь, попятилась на батальон. Один солдат сразу оказался под копытами; второй получил удар в грудь и отлетел в толпу. Офицер вонзил шпоры в бока лошади и отогнал её вперёд, где она остановилась; животное била дрожь. Казалось, пушечные залпы приближались. Знаменосец, который медленно разъезжал верхом перед батальоном то в одну, то в другую сторону, внезапно обмяк в седле и повис на гриве. Сапог, по которому стекала кровь, выскользнул из стремени. А из дымки впереди появились бегущие люди. Они были повсюду — на дорогах, в полях, канавах; многие падали. На миг Тренту показалось, что во мгле, точно призраки, пронеслись всадники, а человек, стоявший позади, выругался и объявил, что он их тоже заметил, что это были уланы. Но их батальон всё не выступал, а на луга опять опустился туман.

Полковник грузно восседал на лошади, кутая похожую на пулю голову в каракулевый воротник дублёнки и выставив вперёд толстые ноги в стременах.