Король в жёлтом

В тот вечер я ужинал, вернее, мы вместе с мисс Кармайкл ужинали в «Солари». Когда рассвет начал золотить крест на Мемориальной церкви, я ступил в Вашингтон-сквер, оставив Эдит в Брансуике. В парке не было ни души, когда я шел по аллее от статуи Гарибальди к дому Гамильтона, но, проходя мимо церкви, я заметил фигуру, сидящую на каменных ступенях. При виде белого одутловатого лица по спине у меня пробежал озноб, и я ускорил шаги. Он что-то произнес вслед, то ли предназначенное мне, то ли он просто бормотал под нос, но внезапно во мне вспыхнул яростный гнев, от того, что это существо посмело ко мне обратиться. Я едва не повернулся, чтобы ударить его тростью по голове, но прошел дальше, и, войдя в «Гамильтон», направился в свою квартиру.

Долго я метался по кровати, пытаясь избавиться от звука его голоса, но не мог. Его бормотание наполнило мой мозг, как густой жирный чад или запах гниения. И пока я метался, его голос во мне становился все более отчетливым, и я начал понимать слова, которые он произнес. Медленно проявлялся их смысл этих звуков, и наконец я осознал его.

– Ты нашел желтый знак?

– Ты нашел желтый знак?

– Ты нашел желтый знак?

Я был в ярости. Что он хотел этим сказать? Проклиная его, я повернулся и заснул, но проснувшись, выглядел бледным и измученным, потому что сон прошлой ночи повторился, и он беспокоил меня сильнее, чем я думал.

Я оделся и спустился к себе в студию. Тесси сидела у окна, но когда я вошел, она поднялась и потянулась ко мне за невинным поцелуем. Она выглядела такой изящной и милой, что я вновь поцеловал ее и сел перед мольбертом.

– Так где эскиз, который я начал вчера? – спросил я.

Тесси слышала меня, но ничего не ответила. Я принялся рыться среди груды холстов.

– Поторопись, Тесс, нельзя пропустить утренний свет.

Среди холстов эскиза не было, и я огляделся вокруг. Тесси стояла возле ширмы, одетая.

– Что случилось? – спросил я. – Ты хорошо себя чувствуешь?

– Да.

– Тогда поторопись.

– Ты хочешь, чтобы я позировала, как… всегда?

И тут я понял. Нас ждало новое осложнение. Разумеется, я потерял лучшую обнаженную модель, которую когда-либо видел. Я взглянул на Тесси. Щеки у нее были пунцовыми. Увы! Увы! Мы ели с Древа познания, так что Эдем и райская невинность ушли в прошлое, по крайней мере для нее. Наверное, она заметила разочарование на моем лице, потому что сказала:

– Я буду позировать, если хочешь. А эскиз тут, я спрятала его за ширму.

– Нет, – сказал я. – Мы начнем заново.

Я пошел в гардероб, выбрал мавританский костюм, покрытый блестящей мишурой. Это был настоящий костюм, и очарованная Тесси удалилась за ширму. Когда она вышла оттуда, я был поражен. Ее длинные черные волосы были перехвачены надо лбом бирюзовым венцом и ниспадали до самого пояса. На ногах красовались вышитые остроконечные туфли, а юбка, причудливо расшитая арабесками из серебра, открывала щиколотки. Темно-синяя жилетка, расшитая серебром, и короткая мавританская рубашка, усыпанная бирюзой, удивительно ей шли.

Она подошла ко мне и с улыбкой подняла лицо. Я сунул руку в карман и, вытащив золотую цепочку с крестом, продел ей через голову.

– Она твоя, Тесси.

– Моя, – запнулась она.

– Твоя. Теперь садись позировать.

В ответ она с лучезарной улыбкой убежала за ширму и явилась оттуда с маленькой коробочкой, на которой было написано мое имя.

– Я собиралась отдать ее тебе, когда пойду домой, – сказала она. – Но не утерпела.

Я открыл коробку. На розовой подушке внутри лежала булавка из черного оникса с инкрустированным золотым символом или буквой. Буква не была ни арабской, ни китайской, как я потом выяснил, она вообще не принадлежала ни к одному из черловеческих языков.

– Вот, я хочу подарить тебе это на память, – робко сказала она.

Я был раздосадован, но сказал, что вещица мне очень нравится, и пообещал всегда ее носить. Онапристегнулабулавкуподотворотоммоего пальто.

– Тесс, это глупо покупать такую дорогую вещь, – сказал я.

– Я ее не покупала, – засмеялась она.

– Тогда откуда она у тебя?

И она рассказала, что нашла эту вещицу возле Аквариума в Бэттери-парке, что размещала в газетах объявления о пропаже, но в конце концов потеряла надежду найти владельца.

– Это было прошлой зимой, – сказала она. – В тот самый день, когда мне впервые приснился страшный сон про катафалк.

Я вспомнил о своем сне прошлой ночью, но ничего не сказал.

И вот мой уголь летает над новым холстом, а Тесси неподвижно стоит на подиуме для моделей.

III

Следующий день у меня не задался. Перетаскивая холст в раме с мольберта на мольберт, я поскользнулся на натертом полу и тяжело упал на оба запястья. Руки были так сильно растянуты, что я не мог держать в руках кисть и бродил по мастерской, впиваясь глазами в незаконченные наброски и рисунки. Наконец отчаяние охватило меня, я закурил, разминая большие пальцы.