Король в жёлтом

– Прежде вам многое нравилось, – продолжал он. – Атлетика, яхты, охота, верховая езда…

– Ни разу не садился на лошадь с тех пор, как с нее упал, – тихо сказал я.

– Ах да, вы же падали, – повторил он, отводя глаза.

Я подумал, что этот бессмысленный разговор зашел слишком далеко, и вновь перевел беседу на мистера Уайльда, но Хауберк разглядывал мое лицо с какой-то беззастенчивой наглостью.

– Мистер Уайльд… Вызнаете, что он сегодня сделал? Спустился вниз и прибил табличку на дверь, рядом с моей. Она гласила: «Мистер Уайльд, возвращатель репутации. Звонить трижды». Вы не знаете, что это значит?

– Знаю, – ответил я, с трудом подавляя гнев.

– Вот как, – пробормотал он.

Луи с Констанс прохаживались мимо нас и остановились, чтобы спросить, не присоединимся ли мы к ним. Хауберк взглянул на часы. В тот же миг из казематов Замка Уильяма вырвалось облачко дыма, и гул пушечного выстрела прокатился по воде, отражаясь эхом от холмов с другой стороны залива. Опустили флаг на флагштоке, белые палубы военных кораблей огласились звуками горна, и на набережной Джерси засияли первые электрические лампы.

Когда мы возвращались в город с Хауберком, я услышал, как Констанс что-то сказала Луи, и тот в ответ прошептал «Дорогая». И потом, проходя с Хауберком по площади, я услышал, как Луи прожурчал: «Милая» и «моя Констанс». Тогда я понял, что настало время обсудить с кузеном одно важное дело.

III

Ранним майским утром я стоял в спальне перед стальным сейфом, примеряя золотую корону. Каждое мое движение отражалось в зеркале вспышкой бриллиантов, тяжелое золото горело огнем вокруг моей головы. Я вспомнил мучительный крик Камиллы и ужасные слова, разносимые эхом по сумеречным улицам Каркосы. Это были последние строки из первого акта, и я не смел думать, что было дальше – не смел, стоя при свете солнца у себя в комнате, окруженный знакомыми предметами, убаюканный суетой улицы и голосами слуг в коридоре снаружи. Ибо эти отравленные слова медленно капали в мое сердце, так смертный пот стекает на простыни и впитывается ими. Дрожа, я снял корону с головы и вытер лоб. Я подумал о Хастуре, о своих законных притязаниях и вспомнил мистера Уайльда, каким оставил его в последнюю встречу. Лицо, изорванное и окровавленное когтями этого дьявольского создания. Он тогда сказал… О боже, что он сказал…

В сейфе раздался назойливый, жужжащий сигнал. Я знал, что мое время истекло, но не обращая на это внимания, вновь надел на голову сверкающий венец и демонстративно повернулся к зеркалу. Я долго разглядывал переменчивое выражение собственного лица. В зеркале оно отражалось каким-то более бледными худым, я едва узнавал его. И все время я повторял сквозь стиснутые зубы:

– Деньнастал! Деньнастал!

А тревожная сирена все жужжала и звенела в сейфе. Искрились бриллианты над моим лбом. Я услышал, как раскрылась дверь, но не обернулся. Только когда в зеркале из-за моего плеча появилось чужое лицо, я перевел на него взгляд и резко схватил длинный нож с туалетного столика. Мой кузен отскочил назад, сильно побледнев:

– Хилдред! Ради всего святого!

Когда моя рука опустилась, он продолжил:

– Это я, Луи. Разве ты меня не узнаешь?

Я не мог вымолвить ни слова. Он двинулся ко мне и осторожно вытащил нож из моей руки.

– Что это значит? – успокаивающе спросил он. – Ты не заболел?

– Нет, – ответил я, едва слышно. Я сомневался, что он услышал меня.

– Ну же, старина! – воскликнул он. – Снимай свою латунную корону и пойдем в кабинет. Ты собираешься на маскарад? Что это за театральная бутафория?

Я был рад, что он принял золото за латунь, и в то же время мне это не понравилось. Я позволил ему снять с себя корону, зная, что с ним лучше не спорить. Он небрежно подбросил ее в воздух и, поймав, повернулся ко мне с усмешкой:

– Стоит не меньше пятидесяти центов. Зачем она тебе?

Я не ответил. Забрал корону, положил ее в сейф и закрыл массивную стальную дверцу. Тотчас же стихла тревожная сирена. Он с любопытством наблюдал за мной, но, кажется, ужасного визга сирены даже не заметил. О сейфе он заговорил, словно о коробке с печеньем. Опасаясь, что он рассмотрит комбинацию, я поспешно двинулся в кабинет. Луи бросился на диван и щелкнул по мухе своим извечным хлыстом. Он был одет в свой мундир с позументом, с фуражкой на голове. Ботинки его были забрызганы красной глиной.

– Где ты был? – спросил я.

– Прыгал через канавы в Джерси, – сказал он. – У меня не было времени переодеться, я спешил к тебе. Налей-ка мне чего-нибудь. Я смертельно устал – в седле двадцать четыре часа.

Я налил ему бренди из аптечки, он выпил скривившись.

– Дрянь! – заметил он. – Я дам тебе адрес, где продают настоящий бренди.

– Для меня и этот сойдет, – безразлично сказал я. – Я растираю им грудь.

Он высмотрел другую муху и снова щелкнул кнутом.

– Послушай, старина, я хочу тебе кое-что предложить. Вот уже четыре года ты сидишь дома, как сова, не выходишь, не занимаешься спортом, ничерта не делаешь – только корпишь над своими бумажками у камина.

Он оглядел ряд полок.