Король-Воитель

Некоторое время мы стояли молча, подставив лица резкому, холодному ночному ветру, и его порывы постепенно уносили печаль прочь.

– Наверно, – сказала наконец Симея, – этот сон сильнее, тяжелее подействовал на меня, чем на вас.

– Почему же?

– Потому что я потомок колдунов, – не скрывая го речи, ответила она. – Я способна ощущать мысли этого существа. Я знаю, какую цену платят колдуны за свою мощь и на что люди готовы пойти ради того, чтобы заполучить ее.

– Вы имеете в виду, – уточнил я, с величайшей тщательностью выбирая слова, – те методы, которые ваш отец, ландграф Амбойна, использовал, готовя заговор против Тенедоса?

Она брезгливо сморщилась.

– Вы, наверно, думаете, что заговор – это худший из грехов, на который могут пойти колдуны, стремящиеся к всемогуществу? Дамастес, вы очень наивный человек.

Она повернулась, торопливо прошла, почти побежала, к ведущему вниз проходу и исчезла.

Задержись она хоть ненадолго, я мог бы ответить, что не так уж наивен, что знаю о существовании гораздо более тяжких, по крайней мере на мой взгляд, грехов. Тенедос был готов предать любые идеалы, которые когда-либо имел, предать свою страну и своих людей, чтобы удовлетворить жажду демона, питающегося кровью. Он думал, что заставляет этого демона служить себе, хотя в действительности сам служил демону.

Но мне казалось, что Симея имела в виду не это. Я мельком подумал, можно ли было рассчитывать, что она когда-нибудь договорит то, о чем только что обмолвилась, но тут же спросил себя: а захочу ли я на самом деле это узнать?

Мы осторожно, но тщательно разведывали расположение майсирского войска. Сначала Симея использовала свои магические методы, затем я стал посылать разведчиков, строго-настрого приказав им любой ценой избегать контакта с противником, и постепенно моя карта стала заполняться деталями.

Как и уверяла Амбойна, в округе оказалось немало Товиети: фермеры, лавочники, караванщики и погонщики. Симея вызвала их, отказываясь сообщить мне, как она это делала. Ежедневно по нескольку мужчин и женщин пробирались по раскисшей дороге к башне, и она, как правило вместе с Кутулу, разговаривала с ними, постепенно выстраивая полную картину того, что происходило внутри и вокруг Ренана.

И наконец пришло время нанести удар.

Первый удар, по моим планам, должен был оказаться самым сильным и эффективным. Майсирцы не имели ни малейшего представления о том, что где-то сравнительно недалеко от их лагеря находились враги. Их патрули состояли из мародеров, а не разведчиков; обозы, которые тащились из Ренана, сопровождались горсткой солдат, а охрана лагеря вела себя беспечно, как в мирное время.

Мы должны были ударить магией и огнем. Симея приказала набрать кучу прутьев, вымочила их в каком-то растворе и пропела над ними заклинания. Затем она разложила во дворе замка несколько небольших костров, и наши солдаты встали вокруг них, держа прутья в руках; офицеры держали песочные часы. Симея громко пела заклинания, а офицеры через заданные интервалы – от трех минут до часа – выкрикивали команды, и солдаты молниеносными движениями проносили прутья через огонь.

Затем она наполовину сотворила еще два заклинания, и мы выехали из замка в направлении майсирского лагеря. С полдороги мы свернули, прижавшись к реке, сделали вдоль нее изрядный крюк к югу и наконец вышли к почти неохраняемой стороне лагеря, обращенной в сторону Ренана.

Симея почувствовала впереди колдовскую защиту, так что мы отвели отряд к находившейся неподалеку роще и укрылись в ней, ожидая наступления темноты. Вдали виднелись огни Ренана, и я вспоминал, каким некогда был этот древний, но, казалось, неподвластный времени, прекрасный, исполненный магии и романтики город.

Но после провала майсирской кампании наша армия отступала через Ренан, а враг, следовавший за нами по пятам, дотла разорил весь Юрей. Сидя в роще, я несколько раз задумывался: могло ли хоть что-нибудь от блеска Ренана уцелеть после второго нашествия яростных захватчиков?

В начале последней стражи мы собрались, оседлали лошадей, отвели их к пруду у разоренной фермы, напоили их, накормили зерном, которое везли с собой в седельных сумках, а сами в это время уныло жевали кислый хлеб и вяленое мясо, дрожа от холодного тумана и измороси. Все мы были одеты в нашу псевдомайсирскую форму, но каждый повязал на шею кусок красной материи, чтобы мы не порубили друг друга в предстоящей суматохе.

Затем мы медленным шагом двинулись по тропинке, извивавшейся среди холмов, пока не добрались до узкого прохода между двумя крутыми склонами. Здесь я оставил небольшой отряд пехотинцев, с удовольствием заметив, что все они не столько испытывают облегчение от того, что не подвергнутся опасности, сколько негодуют из-за невозможности принять участие в налете.