Король ворон (ЛП)

— Хорошо, что позвонил, — произнесла его мать.

Он всегда забывал, как она тоже привыкла его изгонять. Её слова представляли собой неясный вид нападок, который испарялся из памяти куда проще, чем удары отца, приходящиеся на рёбра юного Адама, когда тот терял конценрацию. Была причина, почему он научился прятаться в одиночестве, подальше от неё.

— Мне не хватало тебя сегодня на выпускном, — ровным голосом сообщил Адам.

— Я не чувствовала, что мне будут рады, — сказала она.

— Я же попросил тебя прийти.

— Ты всё испортил.

— Это не я всё испортил.

Она отвела взгляд, она, по большей части, пропадала при первых признаках активного конфликта.

— Чего ты хочешь, Адам? — спросил отец. Он всё ещё смотрел на его одежду, будто решил, что, должно быть, это она изменилась. — Не думаю, что ты пришёл сюда умолять нас пустить тебя обратно. Теперь, когда ты окончил учебу и водишь тачку своего бойфренда.

— Я пришёл узнать, есть ли хоть малейшая возможность наладить отношения с родителями, перед тем как уеду в колледж, — ответил Адама.

Рот его отца находился в движении. Сложно сказать, то ли он был потрясён заявлением Адама, то ли тем фактом, что у Адама вообще имелся голос. В этой комнате голос Адама был редким гостем. Самого Адама тоже озадачивало, почему он так долго считал это нормальным. Он помнил, как соседи отворачивались, увидев его разбитое лицо. Он по глупости привык считать, что они ничего не говорили, потому что считали: он так или иначе такое заслужил. И вот теперь он гадал, сколько из них ютились на полу перед своими диванами или прятались в своих комнатах, или плакали под маленькими крыльцами в сильный дождь. Его охватило внезапное желание спасти тех, других Адамов, скрывающихся у всех на виду, хотя он и не был уверен, что они его послушают. Это поразило его, как порыв Гэнси или Блу, словно в его сознании появилась та крошечная героическая искра, он понял, что она появилась благодаря его уверенности, будто он спас себя, будто он мог бы спасти ещё кого-нибудь.

— Именно ты сделал это невозможным, — сообщил отец. — Именно ты всё испортил, как и сказала твоя мать.

Теперь Адаму казалось, что отец скорее раздражает его, нежели внушает страх. Язык его тела — сутулые плечи, опущенный подбородок — говорил о том, что он ударит Адама не раньше, чем своего босса. В последний раз, когда он поднимал руку на своего сына, ему пришлось вытаскивать из неё ужасную занозу, и Адам видел, что его всё ещё не отпустило ощущение отрицания того мгновения. Адам был другим. Даже без сил Энергетического пузыря он чувствовал, что его глаза мерцали сталью, и он не пытался этого скрыть. Он маг.

— Пап, всё давно было испорчено, — парировал Адам. — Ты знал, что я оглох на одно ухо? В зале суда ты постоянно перебивал меня, когда я говорил об этом.

Отец презрительно фыркнул, но Адам не дал ему заговорить:

— Гэнси отвез меня в больницу. А это должен был сделать ты, папа. То есть, я хочу сказать, что этого вообще не должно было случиться, но, если произошёл, и правда, несчастный случай, ты должен был быть там со мной.

Даже когда он выдал всё, что хотел, то не мог поверить, что наконец-то высказался. Он когда-нибудь высказывал хоть что-то отцу, будучи уверенным в своей правоте? Неужели за всё это время он ни разу не сумел заглянуть ему в глаза? Он не мог поверить, что ему не страшно: отец не был пугающим, ведь ему уже не было страшно.

Его отец бесновался и убрал руки в карманы.

— Папа, я оглох на одно ухо из-за тебя.

Теперь отец смотрел в пол, из-за чего Адам понял, что тот ему поверил. Наверное, это было единственное, чего Адам ждал от этой встречи: отведённый взгляд отца. Уверенность в том, что его отец знал, что сделал.

Роберт Пэрриш поинтересовался:

— Чего ты хочешь от нас?

По дороге к трейлерному парку Адам много размышлял. Что он по-настоящему хотел, это быть предоставленным самому себе. Не отцу, который больше не мог по-настоящему вторгаться в его жизнь, но самой идее, что у того всё равно было больше власти.

— Я думаю о тебе каждый раз, когда не могу понять, откуда доносится чей-нибудь голос, который меня зовёт, когда я ударяюсь головой о душ, и когда автоматически вставляю наушники в оба уха. Как считаешь, у нас может быть будущее, когда я стану вспоминать о тебе и помимо этих случаев?

По их лицам он мог сказать, что вряд ли в ближайшем будущем получит от них утвердительный ответ, но это ничего. Он пришёл сюда без каких-либо ожиданий, так что не разочаровался.

— Не думаю, что знаю, — наконец, ответил отец. — Ты вырос и стал тем, кто мне не очень по душе, и я не боюсь в этом признаваться.

— Справедливо, — согласился Адам. Мнение отца больше не очень его волновало. Гэнси сказал бы: «Я ценю вашу честность». И Адам позаимствовал из воспоминаний силу вежливости. — Я ценю твою честность.

Лицо отца наглядно продемонстрировало, что Адам просто прекрасно проиллюстрировал свою точку зрения.

— Я бы хотела, чтобы ты звонил, — вмешалась в разговор мать. — Мне бы хотелось знать, чем ты занимаешься.