Король ворон (ЛП)

Блу подняла взгляд.

— Ты ужасна.

— Спасибки. — Гвенллиан рухнула на землю одним прыжком, взмахнув при этом руками, и погасила сигарету о ствол бука. Сигарета оставила на дереве чёрную отметину, и Блу почувствовала, как та зеркально отобразилась в её душе.

Она сердито посмотрела на Гвенллиан. Блу была очень короткая, а Гвенллиан очень длинная, но Блу очень хотелось сердито смотреть на Гвенллиан, и Гвенллиан, казалось, была полна решимости добиться того, чтобы на неё так смотрели, так что они обе получили желаемое.

— Что ты хочешь от меня услышать? Что он мёртв? Какой смысл это мусолить?

Гвенллиан склонилась так, чтобы их носы соприкоснулись. Её слова выплыли душисто гвоздичным шёпотом:

— Ты когда-нибудь решала загадку, которую тебя не просили решать?

Кайла считала, что Гвенллиан пела и изъяснялась загадками из-за того, что была заживо захоронена на шестьсот лет. Но, глядя сейчас в её радостно блестящие глаза, вспоминая, как она была захоронена заживо за попытку заколоть поэта Оуэна Глендовера, Блу подумала, насколько велика вероятность того, что Гвенллиан всегда была такой.

— Для Ноа нет решения, — ответила Блу, — если только заставить его... уйти. А он этого не хочет!

Гвенллиан расхохоталась.

— Желание и необходимость — разные вещи, голубушка. — Она ударила Ноа по затылку снятым башмаком. — Яви ей то, что прячешь, мертвечинка.

— Ноа, ты не обязан делать ничего, что она говорит. — Блу выпалила это так быстро, что сразу же осознала — она верит Гвеллиан и боится узнать о нём правду.

Все знали, что существование Ноа было хрупким, в зависимости от прихотей энергетической линии и местонахождения его физических останков. И Блу, и Гэнси, в частности, видели своими глазами, как Ноа, казалось, всё труднее и труднее справляться с превратностями состояния смерти. Блу уже знала, что Ноа был пугающим. Если есть что-то хуже этого, то она не была уверена, хочет ли это узнать.

Ноа вздохнул.

— Ты это заслуживаешь. Просто... Извини, Блу.

Нервы зарокотали внутри неё.

— Здесь не за что извиняться.

— Ну да, — произнёс он негромко, — не за что. Не надо... просто... ну ладно.

Гвеллиан отошла назад, уступая ему пространство. Он поднялся, медленно, натянуто, поворачиваясь спиной к Блу. Расправил обычно сутулые плечи, будто готовя себя к бою. Она почувствовала то мгновение, когда он перестал вытягивать из неё энергию. Словно уронила на землю тяжёлый рюкзак.

А потом он повернулся к ней лицом.

Каждое лето в Генриетту приезжала кочующая ярмарка. Они разбивали позади Уолмарта большие рыночные поля, и на следующие несколько ночей наступало время смятой травы, тортов «Муравейников» и света, вспыхивающего во тьме. Блу всегда хотелось, чтобы всё это ей нравилось — она даже как-то ходила с некоторыми ребятами из школы (ей всегда хотелось, чтобы и они ей нравились), но в итоге у неё возникало чувство, будто она ждёт, когда, наконец, произойдёт какое-нибудь настоящее событие. Думая, что ей нужны острые ощущения, она испытала на себе аттракцион «свободное падение». Он всех поднял наверх — дёрг, дёрг – а потом... ничего. Обнаружилась какая-то неисправность, и их не сбросили, а опустили тем же путем, что и подняли. Но даже несмотря на то, что они не упали, на мгновение желудок Блу упал, словно она отправилась в свободное падение, ощущение, ставшее странным для остального тела, не шелохнувшегося ни на дюйм.

Именно это она чувствовала сейчас.

— О, — сказала Блу.

Пустые, мёртвые глаза, оскаленные зубы и душа, нанизанная на оголенные кости. Он уже очень давно был мёртв. Невозможно не увидеть, насколько сильно разложилась душа, насколько отдалилась она от понятия человечность, насколько тонко растянуло её время вдали от пульса.

Ноа Жерни умер.

Это всё, что осталось.

Такова была правда.

Тело Блу пробрало до мурашек. Она поцеловала это. Тусклое холодное воспоминание о человеке.

Потому что это была всего лишь энергия, которая читала её воспоминания так же легко, как её слова. Она чувствовала, что оно преследует её мысли, а потом переходит на другую сторону.

Оно прошипело:

— Я же сказал, извини.

Она сделала глубокий вдох.

— А я же сказала, не за что извиняться.

И она действительно так считала.

Блу было наплевать, что он — оно — Ноа был странным, разложившимся и пугающим. Она знала, что он — оно — Ноа был странным, разложившимся и пугающим, и она знала, что всё равно любила его.

Она обняла это. Его. Ноа. И её не заботило, что он больше не человек. Она продолжит называть, чем бы оно ни было, «Ноа», пока оно будет хотеть, чтобы его так звали. И она была рада, что он мог читать её мысли, потому что именно сейчас ей хотелось, чтобы он знал, как глубоко она в это верила.

Тело охватил пронизывающий холод, когда она позволила Ноа вытянуть из себя энергию. Её руки крепко обняли его за шею.

— Не говори остальным, — попросил он. Когда она отступила назад, его мальчишеское лицо вернуло привычные черты.

— Тебе не нужно уходить? — поинтересовалась Блу. Она имела в виду «навсегда», но не могла произнести это слово вслух.

Он прошептал:

— Пока нет.