Король-ворон

Он снова ощутил, как соскальзывает время. Здесь, под землей, это чувство было осязаемым, как вода, затапливавшая его мысли. Ему подумалось, что вокруг него смещается не только время, но и расстояние. Вполне возможно, что этот тоннель свернется и выведет его к совершенно другому месту где-то на силовой линии. Он следил за зарядом своего телефона, пока шел; аккумулятор быстро садился, когда он пользовался фонариком. Каждый раз, когда он смотрел на экран, время менялось самыми непостижимыми способами: иногда летело вперед вдвое быстрее, иногда отматывалось назад, а иногда застывало на одной минуте в течение четырехсот шагов Гэнси. Иногда экран мигал и полностью гас, а вместе с ним гас и фонарик, оставляя Гэнси в полной темноте на секунду, две секунды, три, четыре.

Он не знал, что станет делать, если окажется в темноте. В своих ранних экспедициях в пещеры он уже обнаружил, что в темноте очень легко свалиться в яму, даже имея фонарик. И хотя пещера сейчас больше напоминала ровный коридор, неизвестно, где и чем она оканчивается.

Ему оставалось только доверять воронам и своему ощущению, что он идет в правильном направлении. Все его шаги вели его именно к этому моменту, он был уверен в этом.

Ему оставалось верить, что свет не погаснет, пока он не доберется до нужного места. Это была та самая великая ночь, великий час; все это время ему было предначертано выполнить это в одиночку.

Поэтому он шел и шел вперед, невзирая на скачки заряда в телефоне.

Когда заряда осталось всего ничего, и индикатор на экране стал предупреждающе-красным, Гэнси остановился. Он мог повернуть назад, и тогда у него еще останется немного света. Остаток пути он проведет в темноте, но, по крайней мере, он уже знал, что сзади на его пути не было ям и провалов. Или же он может идти вперед, пока не погаснет свет, и надеяться, что найдет там что-нибудь. Надеяться, что там, куда он направляется, свет ему не понадобится.

– Господи, – выдохнул Гэнси. Он был книгой и сейчас листал свои последние страницы, желая поскорее добраться до финала и узнать, чем же все закончится. И в то же время он не хотел, чтобы это заканчивалось.

Он продолжал идти вперед.

Чуть позже фонарик погас. Телефон сдох. Гэнси очутился в кромешной темноте.

Остановившись, он понял, что здесь холодно. С потолка упала капля холодной воды прямо ему на макушку, вторая поползла по шее за воротник рубашки. Он чувствовал, как свитер Генри на его плечах постепенно пропитывается влагой. Темнота вела себя как живое существо, сгущаясь вокруг него.

Он не мог решить, что же делать дальше. Продвигаться вперед по сантиметру, наощупь? Оказавшись в полной темноте, он хорошо помнил, как потерял почву под ногами в пещере воронов. Здесь у него не было страховочного троса. Не было Адама, который удержит его от падения на самое дно. Не было Ронана, который прикажет гудящему рою быть воронами, а не осами. Не было Блу, чтобы шептать ему слова ободрения, пока он не расхрабрится достаточно, чтобы спастись.

Темнота была не только в тоннеле; она была и внутри него самого.

– Неужели ты не хочешь, чтобы я нашел тебя? – прошептал он. – Ты здесь?

Туннель молчал. Лишь где-то на каменный пол едва слышно капала вода.

В нем волной поднялся страх. Когда дело касалось Гэнси, страх имел очень специфическую форму. И, в отличие от той ямы в земле под Борден-хаусом, в таком месте, как это, страх имел над ним власть.

Он осознал, что в тоннеле уже не было тихо. Где-то вдалеке начал формироваться звук. Очень знакомый звук.

Рой.

Это был не звук единственного насекомого, летевшего по коридору. И не Робопчела. Это было нарастающее жужжание сотен крошечных телец, отскакивавших от стен и приближавшихся к нему.

И хотя в тоннеле было темно, Гэнси ощутил ту же черноту, которая сочилась из дерева в Кэйбсуотере.

Гэнси уже мог видеть всю историю своей жизни: как его спасли от смерти, вызванной ядом шершней, чуть более семи лет назад, когда умирал Ноа. И сейчас, когда дух Ноа разлагался, Гэнси снова умрет от яда. Может, во всем этом и вовсе не было никакого смысла, кроме возвращения на круги своя.

Жужжание приблизилось. Теперь сквозь этот гул можно было разобрать почти неслышное постукивание, когда насекомые сталкивались друг с другом, устремившись по коридору прямо к нему.

Он вспомнил, что сказал ему Генри, когда положил пчелу ему в ладонь. Он велел ему не думать об этом как о смертельном орудии. Лучше подумать, что это что-то может оказаться чем-нибудь прекрасным.

Это он может. По крайней мере, он так считал.

Что-то красивое, сказал он себе. Что-то благородное.

Насекомые жужжали и бились о стены, жужжали и бились, приближаясь. Звук становился невероятно громким.

Они были совсем близко.

– Что-то, что не причинит мне вреда, – сказал он вслух.

В глазах у него покраснело, затем потемнело.

Покраснело и потемнело.

А затем осталась только темнота.

– Листья, – произнес голос Ронана Линча, исполненный силы и устремления.

– Пыль, – сказал Адам Пэрриш.

– Ветер, – сказала Блу Сарджент.

– Дерьмо, – добавил Генри Ченг.