И было так: К-поп и опера, и хип-хоп, и популярные баллады восьмидесятых, гремевшие из колонок компьютера Генри. Ченг-второй словил безумный кайф и рассказывал всем о своих планах, как улучшить экономику в южных штатах. Генри напился, но не буянил и дал Райангу уломать его на партию в бильярд, которую они играли прямо на полу, пользуясь палками для лакросса и мячами для гольфа. Больной Стив крутил кино на домашнем проекторе с выключенным звуком, чтобы все могли предложить собственную, гораздо более занятную озвучку.
И было так: в воздухе определенно запахло будущим, и Генри затеял тихую, пьяную беседу о том, не хочет ли Блу поехать с ним в Венесуэлу. Блу так же тихо отвечала, что она, разумеется, хочет, очень хочет, и Гэнси слышал томление в ее голосе – словно это его самого показывали в разрезе, словно она отражала его собственные чувства, и это было невыносимо. «
И было так: Гэнси спускался по лестнице на кухню, Блу поднималась, и они встретились посредине. Гэнси сделал шаг в сторону, пропуская ее, но потом передумал. Он поймал ее за руку и притянул к себе. Под тонкой хлопковой тканью трепетало ее теплое живое тело. Он, теплый и живой, так же затрепетал под собственной тогой. Рука Блу скользнула по его обнаженному плечу, ее ладонь легла ему на грудь, растопыренные пальцы впились в кожу.
– Я думала, у тебя на груди больше волос, – шепнула она.
– Извини, что разочаровал. Но на ногах их у меня выросло предостаточно.
– У меня тоже.
И было так: они бессмысленно смеялись, уткнувшись друг в друга, и баловались, пока баловство не перестало быть невинным, и Гэнси остановился, когда его губы оказались в опасной близости от ее губ; и Блу остановилась, когда ее живот оказался тесно прижат к животу Гэнси.
И было так: Гэнси сказал:
– Ты мне очень сильно нравишься, Блу Сарджент.
И было так: улыбка Блу – чуть кривая, искажавшая черты, смешная и растерянная. В уголках ее губ пряталось счастье, и хотя ее лицо было в нескольких сантиметрах от лица Гэнси, она все равно не сдержала это счастье и плеснула им в него. Кончиком пальца она тронула его щеку – там, где на ней образовывалась ямочка, когда он улыбался, а затем они взялись за руки и поднялись по лестнице вместе.
И было так: этот единственный и неповторимый момент, когда Гэнси впервые осознал, каково это – быть полноценным участником своей собственной жизни.
Глава 21
Ронан сразу понял, что что-то не так.
Когда они вошли в Кэйбсуотер, Адам вымолвил: «Свет» – и одновременно Ронан произнес: «Fiat lux»[14]. Обычно лес внимательно прислушивался к желаниям своих человеческих обитателей, особенно когда приказы исходили от его чародея или Грейуорена. Но сегодня темнота под деревьями не исчезла.
– Я сказал –
Медленно, очень медленно темень начала подниматься, словно вода, просачивавшаяся сквозь бумагу. Однако полноценный световой день так и не наступил, и то, что они видели вокруг, было… неправильно. Они стояли среди черных деревьев, покрытых тускло-серым лишайником. Воздух был зелен и мрачен. И хотя на деревьях уже не осталось листьев, им казалось, что небо нависло низко над ними, будто мшистый потолок. Деревья не говорили ни слова; атмосфера напоминала затишье перед бурей.
– Хм, – выдохнул Адам, явно обеспокоенный. И его беспокойство было оправданным.
– Все еще хочешь продолжить? – спросил его Ронан. Обстановка напоминала ему его собственные ночные кошмары. Эти напоминания преследовали его весь вечер: сначала безумная поездка к трейлеру, потом похожий на привидение Роберт Пэрриш, теперь еще этот болезненный сумрак. Обычно Чейнсо сразу же срывалась с места и улетала, чтобы обследовать все вокруг, но сейчас она, нахохлившись, сидела на плече Ронана, крепко цепляясь коготками за его куртку.
И, как в одном из своих снов, Ронан чувствовал, что знает, что будет дальше, прежде чем это произойдет.
Адам поколебался мгновение. Затем кивнул.
В своих снах Ронан никогда не мог понять, действительно ли он предугадывает то, что произойдет, или же все происходило только потому, что он сначала успел об этом подумать. Впрочем, какая разница? Но разница есть, когда не спишь.