Они стукнулись кулаками, взъерошили друг другу волосы, похлопали по плечам. Все разошлись; остались только Ганси и Адам. Чайлд приподнял руку и слегка помахал Ганси, прежде чем вернуться в недра Грабер-Холла.
И вновь у Ганси сделался сердитый вид. Не глядя по сторонам, он зашагал дальше.
– Что это было? – спросил Адам.
Ганси, поднимаясь по лестнице, на которой только что стоял Чайлд, сделал вид, что не расслышал.
– Ганси. Что это было?
– Что?
– Рука. Чайлд.
– Просто дружелюбный жест.
К Ганси мир всегда относился дружелюбнее, чем к Адаму; но на директора Чайлда это было непохоже.
– Так и скажи, что не хочешь говорить. Но только не ври.
Ганси с преувеличенным вниманием заправил рубашку и опустил свитер. Он не смотрел на Адама.
– Я не хочу ссориться.
Нетрудно было догадаться.
– Ронан.
Ганси воровато взглянул на Адама и снова занялся свитером.
– Нет, – сказал Адам. – Не может быть. Нет. Ты этого не сделал.
Он не знал в точности, в чем обвинял Ганси. Но он знал, чего Ганси хотел для Ронана. И как Ганси добивался своего.
– Я не хочу ссориться, – повторил Ганси.
Он протянул руку к двери. Адам положил ладонь сверху.
– Оглядись. Ты видишь тут Ронана? Плевал он на учебу. Если пихать человеку еду в глотку, это еще не значит, что ему захочется есть.
– Я не хочу ссориться.
Ганси спасло какое-то гудение в кармане; у него звонил телефон. Теоретически им не разрешалось говорить по телефону во время учебного дня, но Ганси тем не менее достал мобильник и повернул экран, чтобы показать его Адаму. Адама поразили две вещи: во‐первых, звонила миссис Ганси (очевидно, так оно и было), а во‐вторых, часы на экране показывали 6:21 (и это совершенно точно было не так).
Адам слегка сменил позу – он больше не загораживал от Ганси вход в Грабер-Холл, просто положил руку на дверь. Теперь он стоял на стреме.
Ганси поднес мобильник к уху.
– Алло? А, мама. Я в школе. Нет, выходной был вчера. Нет. Конечно. Нет, просто давай быстро.
Пока Ганси говорил по телефону, Кабесуотер манил Адама, предлагая поддержать его усталое тело – и всего на минуту Адам разрешил ему сделать это. На несколько свободных вдохов его окружили листья и вода, стволы и корни, камни и мох. Силовая линия гудела в нем, слабея и угасая вместе с биением пульса, ну, или наоборот. Адам знал, что лес хотел что-то ему сказать, но пока не понимал, что именно. Нужно было погадать после школы, а может быть, выбрать время и съездить в Кабесуотер.
Ганси убрал телефон. И произнес:
– Она спрашивает, как мне идея устроить экспромтом мероприятие для ее избирательной кампании здесь, в кампусе, в выходные. Не помешает ли это праздновать День ворона, не будет ли Чайлд возражать. Я сказал… ну, ты слышал, что я сказал.
Вообще-то Адам ничего не слышал. Он слушал Кабесуотер. Более того, он прислушивался к нему до сих пор так внимательно, что, когда лес внезапно и неожиданно качнулся, Адама тоже шатнуло. Испугавшись, он схватился за дверную ручку, чтобы устоять.
Силовая линия перестала гудеть в нем.
Он едва успел задуматься, что произошло и вернется ли энергия, когда силовая линия вновь ожила и забормотала. Перед глазами у Адама пронеслись листья. Он выпустил ручку.
– Что это было? – спросил Ганси.
– Что? – слегка запыхавшись, повторил Адам, почти в точности подражая тону Ганси.
– Прекрати. Что случилось?
Случилось то, что кто-то выпустил огромное количество энергии из силовой линии. Такое большое, что даже у Кабесуотера захватило дух. Насколько Адам мог судить по своему ограниченному опыту, это могло произойти лишь по нескольким причинам.
Когда поток энергии стал постепенно набирать скорость, он сказал:
– Я почти наверняка знаю, чем сейчас занят Ронан.
3
Вто утро Ронан Линч проснулся рано, без будильника, думая: «Домой, домой, домой».
Он миновал спящего Ганси – тот стискивал в руке телефон, очки в металлической оправе лежали возле кровати – и прокрался вниз по лестнице, прижимая к груди Бензопилу, чтобы та молчала. Трава на парковке мочила росой ботинки, туман клубился вокруг колес угольно-черного «БМВ». Над Монмутской фабрикой нависало небо цвета грязной воды. Было холодно, но бензиновое сердце Ронана пылало. Он сел в машину, позволив ей стать своей второй кожей. Ночной воздух еще лежал под сиденьями и в карманах на дверцах; Ронан вздрогнул, когда привязал Бензопилу к ремню безопасности на пассажирском сиденье. Не лучший вариант, но достаточно эффективный, чтобы помешать ворону носиться по салону. Бензопила укусила его, но не так сильно, как утренний холод.
– Дай мне пиджак, гадость, – сказал Ронан птице.
Но та пробно потыкала клювом кнопку на окне, поэтому Ронан взял пиджак сам. Школьный свитер Агленби тоже лежал там, безнадежно скомканный, под коробкой-головоломкой, сонным артефактом, который переводил с нескольких языков, включая вымышленный, на английский.
Когда он снова пойдет в школу? И пойдет ли? Ронан подумал, что завтра может официально забрать документы. На неделе. На следующей неделе. Что ему мешает? Ганси. Диклан. Память об отце.