Всего месяц... Месяц, как произошло чудо, которому нет названия. Unguentum armarium, или как там было в «Маятнике Фуко»? Мазь, способная исцелять, если ею смазать не рану, а клинок, нанесший удар. Бельбо, Бельбо[9], слышишь меня?! Это не наука, это способ жить!
Денис почувствовал себя бесконечно усталым.
Что, какое расследование может он вести? Как он докажет, что ведовство дочери посла — мнимое, что обвинение беспочвенно?..
Как переубедить толпу варваров, что основа их мировоззрения порочна, когда они с легкостью поднимают мертвецов, а смертельные раны исцеляют, смазав оружие волшебным снадобьем?..
— Что с тобой, Дена?
— Ничего, — резко ответил детектив. — Нет, ничего, сейчас все пройдет... — Он потер лоб.
— Ты весь горишь, рыцарь!.. И это правда. Дай я уложу тебя спать.
Денис покорно побрел к тюфяку за деревянной перегородкой. Каким он самоуверенным был, когда ехал сюда...
Логика против дремучего суеверия! Знания против веры!
Глупец, глупец, глупец!
* * *Сон не приходил.
В голове Дениса царил форменный кавардак. Мысли метались, сталкивались друг с другом, играли в салочки. Самые надоедливые из них вопили во весь голос: «Вставай! Беги! Зачем тебя хотели поселить в разрушенной комнате посла? Что это — халатность? преступный расчет?» Им отвечали другие: «А для чего обвинять девчонку в колдовстве? Кто-то хочет навести порчу на Бавана! Убить Бавана!»
Денис ворочался, тер виски. Наконец ночь смилостивилась над ним, и он провалился в сон.
Над головой — бескрайнее небо. Денис стоит на дороге, ведущей в старый, словно присыпанный пылью город. Перед ним хрупкий темноволосый юноша в белом кафтане с пепельно-серыми разрезными рукавами. За спиной юноши — меч с белой рукоятью, на плече — просяной зимородок. Рядом застыла обнаженная женщина лет сорока. Кожу ее покрывают кровавые разводы в засохшей пыли, глаза — пустые и тусклые, щеку пересекает цепочка кукурузных бусинок. Айши и его мать-макурт.
Значит, не лгут легенды...
Вот юноша взмахивает рукой, и мертвая женщина бредет по дороге — все дальше, дальше. При каждом шаге голова макурта беспомощно болтается; на коже багровеет след от удавки. Трупные пчелы гудят, ждут не дождутся, когда можно будет собрать меда.
Айши смотрит матери вслед, затем поворачивается и уходит прочь. Денис следует за ним.
Свет! Удар!
В сознание ворвался тревожный шепоток амулета-защитника: «Мая не спит, смотрит!» Сил, чтобы подняться, не было. Денис вертелся на тюфяке, скрипел зубами; пот стекал по лицу крупными каплями.
Высокое помещение со стрельчатыми арками; проникая сквозь окна, свет расцвечивает пол цветными пятнами. По стенам — мечи, мечи, мечи... тусклые синеватые лезвия, каменные грани. Замковый арсенал, дом макуалей. Здесь хранится перевертыш — Господень Чижик.
Настало время справедливости.
У окна — человек в кремовом камзоле, советник Хавир. Вот он достает из ларца меч, похожий на стилизованную елочку — такую, как ее рисуют дети. Спускается по лестнице в зал Правежа; там ждут Айши и Баван. Денис жадно всматривается в лицо Бавана, но ничего не видит — облик правителя расплывчат, неясен.
Два меча — Белое Крыло и Господень Чижик — соприкасаются. Остаются два Белых Крыла, и Хавир меж ними — как ангел божий. К Правежу! К Правежу!