Кроме Хаджи-калфы, у меня в гостинице был еще один друг: женщина лет тридцати пяти – сорока, приехавшая в Б… из Монастира.
Сейчас я расскажу, как мы подружились. Вечером в день приезда я разбирала вещи у себя в номере. Вдруг дверь легонько скрипнула. Я обернулась и увидела в дверях женщину в желтом ситцевом энтари и капюшоне из зеленого крепа.
Войдя, она справилась о моем самочувствии:
– Вы здоровы, дочь моя? Слава Аллаху! Добро пожаловать!
Ее худое нарумяненное лицо чем-то напоминало стену с обвалившейся штукатуркой, дыры в которой замазали известкой. Насурьмленные брови и черные гнилые зубы делали ее похожей на мертвеца.
– Благодарю вас, ханым-эфенди, – сказала я, немного растерявшись.
– А где ваша мамочка?
– Какая мамочка, ханым-эфенди?
– Учительница. Разве вы не дочь учительницы?
Я не выдержала и рассмеялась.
– Я вовсе не дочь учительницы, ханым-эфенди. Я сама учительница.
Женщина даже чуть присела и хлопнула себя руками по коленям:
– Ах, так это вы учительница! Никогда еще не видела таких молоденьких учительниц. Вы же величиной с мизинец. Я ожидала увидеть пожилую солидную даму.
– Сейчас и такие учительницы бывают, ханым-эфенди.
– Да, бывают… Да, бывают… Чего только не случается на этом свете! А мы вот живем в номере напротив. Я уложила ребятишек спать и зашла вас поприветствовать. Днем столько хлопот с детворой, не приведи Аллах! Но когда наступает вечер и дети засыпают, меня одолевает тоска. Одиночество возвеличивает одного только Всевышнего. Разве не так, сестрица? Думаешь, думаешь, куришь, куришь без конца… Так и коротаю ночи до утра. Сам Аллах послал мне вас, сестрица. Поболтаю с вами, легче станет на душе.
Сначала женщина обратилась ко мне: «Дочь моя». Но, узнав, что я учительница, стала называть сестрицей.
Я предложила гостье стул:
– Садитесь, пожалуйста!
Сама пристроилась на кровати и принялась болтать ногами.
– Я не привыкла сидеть на стульях, сестрица, – сказала женщина из Монастира и опустилась на пол возле моих ног в странной позе, почти упираясь подбородком в колени.
Она тут же достала из кармана своего энтари жестяную табакерку и начала сворачивать толстые цигарки. Одну она протянула мне.
– Благодарю вас, я не курю, ханым-эфенди.
– И я раньше не курила, – сказала женщина. – Горе да беда заставили.
Моя соседка была действительно очень несчастна. Она рассказала, что отец ее, видный человек в Монастире, владел садами, виноградниками, стадами коров. В их доме всегда кормилось человек пять бедняков. Многие видные беи Монастира сватались за нее. Да куда там, ведь они были неотесанны!.. Капризная дочь заупрямилась: «Выйду только за офицера с саблей!..» Ах, если бы мать как следует отколотила ее палкой и выдала за одного из этих беев! Но откуда бедной старушке было знать, что случится потом? И она отдала свою единственную дочь за лейтенанта, у которого, кроме сабли на боку, не было ничего. До провозглашения конституции[34] они прожили вместе. Тридцать первого марта муж с действующей армией отбыл в Стамбул. Отбыл и как в воду канул! Наконец какой-то родственник, вернувшись из Стамбула, рассказал, что ее муж служит в городе Б
Этот длинный рассказ взволновал меня.
– Милая моя, – сказала я, – зачем же вы навязываетесь человеку, который не любит вас?
Женщина из Монастира улыбнулась, словно жалея меня за невежество.
– Эх, сестрица, – вздохнула она. – Да ведь он первый, кого я полюбила. Столько лет наши головы лежали рядом, на одной подушке! – Тут ее голос задрожал. – Легко ли расстаться с мужем?.. «Без матери прожить можно, без милого – нет!..» – закончила она строчкой из стиха.
Я даже рассердилась:
– Как женщина может любить человека, который ее обманул? Не могу этого понять!
Соседка горько улыбнулась, обнажив черные зубы.
– Вы еще совсем ребенок, сестрица. И любви, поди, не испытали. Не знаете еще, как мучаются. Да и не дай вам Аллах!
– А вот моя знакомая девушка, узнав за два дня до свадьбы, что жених обманул ее с другой женщиной, швырнула обручальное кольцо в лицо этому скверному человеку и уехала в далекие края.
– Потом-то она, верно, раскаялась, сестрица. Жаль ее. Извелась, наверно, от тоски. Разве ты не слышала, сестрица, про людей, сраженных на поле боя? Некоторые, после того как их настигнет пуля, ничего не замечают, несутся вперед, все думают спастись бегством. Пока рана горячая, она не болит, сестрица, а вот стоит ей остыть… Поверь мне, настрадается, намучается еще та девушка!..