Королек – птичка певчая

– Конечно, тебе нелегко досталось это место, но гораздо труднее его сохранить. Поэтому ты будешь стараться. Мои преподавательницы – все равно что мои дочери. Они должны быть обязательно серьезными. Как-то одна совершила глупость. Будь она неладна! Я даже не посоветовался с заведующим отделом образования, отдал ей паспорт и выгнал вон. Разве не так было, Шехназэ-ханым? Ты что, дала зарок рта не открывать?

Муавинэ-ханым была тщедушной женщиной средних лет с болезненным лицом. Перед тем как что-нибудь сказать, она долго откашливалась. Я заметила, что она давно уже пыталась вмешаться в разговор.

– Да, да! Было такое, – раздраженно ответила она директору; и тут же ни с того ни с сего выпалила, как бы не желая упустить случая, раз уж ей дали слово: – Хамалы[77] не соглашаются меньше чем за два меджидие. Что нам делать?

Реджеб-эфенди вскочил со стула, словно загорелись подкованные подошвы его ботинок, над которыми уже заклубился пар.

– Вы посмотрите на этих болванов, будь они неладны! Честное слово, мне самому придется взвалить на спину вещи и тащить. Я человек сумасшедший. Так и сделаю. Пойди и передай им это! – Затем он опять повернулся ко мне: – Ты видишь мои косые глаза? Клянусь Аллахом, я за тысячу лир не продам их. Стоит мне взглянуть на моих подчиненных вот так, и они теряют голову. То есть я хочу сказать, что девушка должна быть умной, благопристойной, воспитанной. При исполнении своих обязанностей она должна быть аккуратной, а вне стен училища должна строго соблюдать достоинство учительницы. Шехназэ-ханым, ты говоришь, уже пора начинать занятия?

– Пора, эфендим. Ученицы в классе.

– Пойдем, дочь моя, я представлю тебя учащимся. Только сначала пойди и хорошенько умой лицо.

Последнюю фразу Реджеб-эфенди сказал немного смущаясь, понизив голос. Я растерялась и удивилась. Неужели у меня испачканное лицо?

Мы переглянулись с Шехназэ-ханым. Она, как и я, пребывала в недоумении.

– Разве у меня грязное лицо, эфендим? – спросила я.

– Дочь моя, женщины имеют природную, непреодолимую страсть к украшениям, но учительница не имеет права входить в класс с накрашенным лицом.

– Но ведь на мне нет краски, господин директор… – сказала я робея. – Я еще ни разу в жизни не красилась.

Реджеб-эфенди недоверчиво смотрел на меня:

– Что ты мне говоришь? Что ты мне говоришь?

Тут я все поняла и, не удержавшись, рассмеялась:

– Господин директор, я сама в претензии на эту краску, но что поделаешь? Ею наградил меня сам Аллах. Водой не смоешь.

Шехназэ-ханым тоже засмеялась:

– Это природный цвет лица нашей новой учительницы, Реджеб-эфенди.

Наша веселость передалась и директору. Впервые в жизни я слышала, чтобы люди так странно смеялись.

– Ха-ха-ха!.. – гремел Реджеб-эфенди.

Это «ха» он произносил как-то отрывисто, раздельно, словно обучал алфавиту первоклассников.

– Вот удивительная вещь! Аллах наградил… Аллах… Значит, от Аллаха. Ты когда-нибудь видела такое ослепительное лицо, Шехназэ-ханым? Дочь моя, может, мать тебя в детстве кормила не молоком, а розовым вареньем?.. Хай, Аллах!..

Реджеб-эфенди произвел на меня впечатление очень славного человека. Я была в прекрасном настроении.

Он снова облачился в свою ляту, от которой шел пар, и мы отправились на урок.

Когда в коридоре через окно я увидела своих будущих учениц, мое сердце от страха ушло в пятки. Мы вошли. Господи, как их было много! В классе сидело по крайней мере человек пятьдесят, и почти все мои ровесницы, взрослые девушки. Я готова была провалиться сквозь землю под пристальными, любопытными взглядами десятков пар глаз.

Если бы Реджеб-эфенди вдруг ушел в эту минуту, я оказалась бы в весьма затруднительном положении, так как была крайне смущена и растерянна. К счастью, директор обладал удивительной силой внушения.

– А ну, дочь моя, ступай на свое место!.. – загремел он и почти насильно втащил меня на кафедру, потом начал пространную речь.

Чего только Реджеб-эфенди не говорил!

– Коль скоро, – заявил он, – европейцы переняли от арабов медицину, химию, астрономию, математику, почему же мы совершаем глупость и не заимствуем у них новые науки? Проникать в сокровищницу знаний и мудрости европейцев, захватывать их научные достижения – это законный грабеж. Он совершается не с помощью пушек и ружей, а всего-навсего только с помощью французского языка.

Реджеб-эфенди разошелся не на шутку. Оглашая класс громовым голосом, от которого едва не лопались барабанные перепонки, он показывал на меня пальцем и говорил:

– Ключ к знаниям, которыми обладают все страны мира, находится в руках вот этой крошечной девочки. Не смотрите на ее внешность. Она ростом с мизинец, но носит в себе драгоценные россыпи. Ухватитесь за нее, возьмите за горло, вырвите у нее изо рта науку, выжмите ее, как лимон!