Королек – птичка певчая

Такой же плачевный вид был, вероятно, и у меня, когда я сегодня вечером вернулась из школы. Я промокла до нитки, чаршаф прилип к телу, чадра – к лицу. Прохожие на улице посмеивались, глядя на меня.

Мунисэ показалась мне чересчур бледной. Испугавшись, что она простудилась, я насильно уложила ее в постель пораньше и заварила липовый цвет. Девочка капризничала, подсмеивалась над моей мнительностью.

– Абаджиим, – говорила девочка, – что может холод сделать человеку? Разве ты забыла, как прошлой зимой ночью я спряталась в соломе?

Мне почему-то не спалось. Уложив Мунисэ, я взяла книгу и легла на тахту, прислушиваясь к раздраженному говору дождя, который барабанил по крыше, шумел в водосточной трубе. Вот уже две недели продолжалась эта траурная музыка.

Не знаю, сколько времени прошло. Вдруг раздался сильный стук в дверь. Кто это мог быть в такой поздний час?

Я побоялась сразу открывать, прошла в гостиную и выглянула из джумбы[85]. У двери, стараясь укрыться от дождя, стояла высокая женщина. В руке она держала фонарь, прикрытый сверху клеенкой. Свет от фонаря отражался в лужах.

– Кто это? – спросила я.

Дрожащий голос ответил:

– Откройте, мне нужно повидать Феридэ-ханым.

Открывая дверь, я вся тряслась. С того злополучного вечера в Стамбуле незнакомые женщины-гостьи наводили на меня страх. Стоило мне узнать, что какая-нибудь незнакомка ищет меня, как я сразу же начинала думать о дурном известии.

Переступив порог, женщина подняла фонарь, чтобы лучше разглядеть меня. Я увидела бледное лицо и печальные глаза.

– Позвольте войти, ходжаным…

Это лицо и голос придали мне смелости. Я даже не спросила, кто она, зачем пришла, и показала на дверь гостиной.

– Пожалуйста…

Боясь наследить, женщина осторожно вошла в комнату, но сесть не решалась.

– Ну и дождь, ну и дождь… Утонуть можно! – сказала она, чтобы как-то нарушить неловкое молчание.

Я внимательно разглядывала незнакомку. Было ясно, что столь жалкий вид женщины вызван вовсе не дождем, а чем-то иным. Я поняла, что она хочет немного успокоиться, прежде чем объяснить мне причину своего позднего визита, поэтому не стала ни о чем расспрашивать.

Мое первое впечатление оказалось верным: у женщины было кроткое, благородное лицо.

Наконец я спросила:

– С кем я говорю, ханым-эфенди?

Женщина опустила голову, словно испугалась этого вопроса.

– Феридэ-ханым, – начала она, – мы немного знакомы. Правда, ни я вас, ни вы меня не видели до сих пор, но я вас знаю заочно. – Женщина на минуту умолкла, затем, как бы собравшись с силами, продолжала: – Я сестра вашего товарища по училищу, преподавателя музыки Шейха Юсуфа-эфенди.

Сердце мое так и замерло. Однако надо было держать себя в руках и не подавать виду.

– Вот как, ханым-эфенди, – сказала я. – Очень рада познакомиться с вами. Надеюсь, ваш брат чувствует себя лучше?

Конечно, с гостьей, которая пришла в таком состоянии, в такой час, надо было говорить как-то по-другому. Но что я могла ей сказать?

Женщина молчала, видимо не находя слов для ответа. Я не осмеливалась взглянуть на нее и сидела понурившись. Послышалось всхлипывание. Я еще ниже опустила голову, точно покоряясь неизбежному несчастью. Чтобы не плакать, женщина сжимала руками шею.

– Брат умирает… – сказала она. – К вечеру ему стало совсем плохо. Вот уже шесть часов он без сознания. До утра не протянет…

Я молчала. Что я могла ответить?

– Барышня, – продолжала женщина, – Юсуф младше меня всего на три года, но я считаю его своим сыном. Когда умерла наша мать, Юсуф был совсем крошкой. И я была мала, но, несмотря на это, мне пришлось заменить ему мать. Я посвятила Юсуфу всю свою жизнь. Когда я овдовела, мне было столько лет, сколько вам сейчас. Я могла выйти замуж еще раз, но не захотела. Боялась, что мой любимый Юсуф останется один. И вот теперь он уходит, покидает меня… Вы спросите, зачем я вам все это говорю, ханым-эфенди? Не сердитесь на меня за то, что я вас беспокою в такой поздний час!.. Не сердитесь на меня за то, о чем я вас сейчас буду умолять!.. Не прогоняйте меня…

У женщины вдруг подкосились ноги, ее тело обмякло и опустилось на пол. Я подумала, что бедняжке плохо, хотела поднять ее. Но она с плачем металась по полу, обнимая и целуя мои ноги.

Осторожным движением я отстранила женщину и сказала, стараясь казаться как можно спокойнее, если в такую минуту вообще можно было быть спокойной:

– Ханым-эфенди, мне понятно ваше горе. Говорите… Если я только смогу что-нибудь сделать…

В ее бледно-голубых глазах под опухшими от слез веками сверкнула искра надежды, бедная женщина руками сдавила горло, стараясь унять рыдания.

– Юсуф болен уже десять лет, – сказала она. – Как я ни старалась, как ни билась, проклятая болезнь не хотела оставлять брата и тайно подтачивала его силы!.. Наконец свершилось… Юсуф увидел вас. Он такой впечатлительный человек! С того дня брат стал чахнуть…

Я не удержалась и запротестовала:

– Клянусь вам, ханым-эфенди, я не сделала ничего плохого вашему брату. Да и я… что я! Всего-навсего подстреленная птица…

Сестра Юсуфа-эфенди опять припала к моим коленям: