Королев

Сергей Павлович уделял подготовке «Восхода» особое внимание и нередко первую половину дня обычно проводил у проектантов. Темп работ не устраивал Главного. Он заметил, что телефонные звонки, порой не имеющие никакого отношения к делу, отрывают исполнителей от обсуждения технических вопросов, мешают работе. Сергей Павлович запретил телефонные разговоры в утренние часы. Но под разными предлогами они продолжались. Терпение Главного лопнуло, и он решил преподать всем урок научной организации труда. Однажды в рабочую комнату проектантов «Восхода» вошел неизвестный человек, молча отключил все телефоны, сложил их в большой мешок и ушел. Отсутствие телефонной связи в наш век! Стало расти количество нерешенных вопросов, судьба которых зависела от двух минут телефонного разговора. И только спустя несколько дней «урок» закончился, телефоны проектантам возвратили. Но одновременно последовал официальный приказ, запрещающий сотрудникам вести телефонные разговоры с кем бы то ни было до 11.30. Эти часы отводились только для творческой работы. Решение это принесло желаемые плоды. Подготовка «Восхода» к полету стала еще интенсивнее и закончилась в срок.

В один из зимних дней группа космонавтов приехала в КБ. Были среди них и Павел Беляев, Алексей Леонов, Евгений Хрунов. Встретил их сам Сергей Павлович, предложил пройти в сборочный цех. Там летчики увидели знакомый уже макет корабля «Восход». Но сбоку у него появилась какая-то камера.

– Это, друзья, шлюз, – заметив удивление космонавтов, подсказал С. П. Королев. – Через него придется выходить из кабины корабля в открытый космос.

Ближе всех подошел к шлюзу Алексей Леонов. Стоял, прикидывая в уме, что к чему.

– Алексей Архипович, – услышал он голос академика, – можете надеть скафандр и попробовать совершить первый выход.

Тут только Леонов заметил скафандр, который внешне существенно отличался от тех, в которых космонавты уже совершали полеты. Летчику помогли облачиться в него, и под руководством Сергея Павловича Леонов начал репетицию выхода в космос через шлюз. На это ушло около двух часов. Закончив работать, Леонов не скрыл:

– Дело непривычное. Порядком устал. Сергей Павлович тут же спросил:

– Что скажете, ваши замечания?

– Прежде чем начать «выход» и «вход», надо составить четкий план всей операции, – ответил космонавт.

– Очень хорошо, вот и начинайте работать. Вскоре в Звездном городке основные и дублирующие экипажи начали готовиться к осуществлению столь необычного эксперимента.

По предложению С. П. Королева и Н. Ф. Кузнецова командиром основного экипажа утвердили самого старшего в отряде Павла Ивановича Беляева, он уже более двадцати лет прослужил в Советской Армии, успел повоевать с Японией, окончить Военно-воздушную академию. Его напарник – тридцатилетний летчик Алексей Архипович Леонов, пять лет ждавший своего часа. Он – слушатель четвертого курса Военно-воздушной инженерной академии имени П. Е. Жуковского, человек живой, веселый, особенно увлекающийся спортом и живописью.

Убедившись, что все идет в желаемом порядке: эксперимент по выходу в открытый космос утвержден, экипажи отобраны и готовятся, корабль переоснащен и практически готов к полету, Сергей Павлович решил осуществить свою давнюю мечту и съездить в Киев, в город своего детства и юности.

Осенний Киев встретил Королевых пасмурной погодой. Сергей Павлович, едва устроившись в гостинице, позвонил своему дальнему родственнику по матери Александру Николаевичу Лазаренко, который когда-то учился в Киевском политехническом институте. Хотел узнать, где похоронен его отец. Но тот не знал, и это естественно: Павел Яковлевич в семье Москаленко-Лазаренко чуть ли не предан анафеме. Сергей Павлович вышел на балкон, смотрел вдаль, ничего не видя... Ему живо представился заброшенный холмик с полусгнившим деревянным крестом. Стало не по себе.

"Отец, вот я и приехал к тебе, хотя и с большим опозданием, – прошептал Сергей Павлович. – Но моей вины тут нет. И все же – прости меня. Я не осуждаю мать, понимаю: в жизни всякое бывает, сам расстался с первой женой. Но зачем она лишила меня счастья общаться с тобой? Я ведь чувствовал, что вокруг твоего имени существует какая-то неправда. О тебе никогда не говорили в доме, не справляли ежегодных поминок, как по деду Миколе. Я смутно догадывался, что ты жив. Помню, как-то спросил у бабушки, когда та высаживала цветы на могиле деда: «А где могилка папы?» Та ничего не ответила, но брать на кладбище перестала. Правду не могла сказать, а врать не любила. Прости еще раз, отец. Я тогда твердо решил, что ты жив. Я понял, что это подразумевают тебя, когда в семье говорят: «Он – вспыльчивый не в меру, себялюбивый человек, тиран и деспот».

– Сережа, что с тобой? О чем задумался? – тронула за плечо мужа Нина Ивановна.