Может быть, вот за эту бесшабашную лихость и любил Королев Леонида Александровича. Вернее, за гармоничное сочетание лихости с великим трудолюбием, бесшабашности с даром прирожденного испытателя. Воскресенский испытывал все ракеты Королева начиная с Р-1 до Р-9. Он знал их все, как говаривал горьковский Егор Булычев, «и на вкус, и на ощупь». Никакого прочного «законченного высшего» образования у Леонида Александровича не было. Формально Королеву трудно было назначить его на инженерную должность, тем более на должность начальника отдела испытаний. На счастье Воскресенского отсутствие у него диплома мало смущало Сергея Павловича. Королев всегда предпочитал «корочкам» головы. У него даже было свое определение безмозглого специалиста: «человек, обремененный высшим образованием». В анкете Воскресенского другое смущало: сын попа. Отец Леонида действительно был священником церкви Ивана-воина на Якиманке251. Сын попа носил боевой орден Красной Звезды, но все-таки... Замом к Воскресенскому Королев поставил Виктора Ключарева, человека с безупречным пролетарским происхождением. Виктор защитил кандидатскую диссертацию, а Воскресенскому потом без защиты присвоили степень доктора технических наук.
Да, он был доктором, в самом обиходном смысле этого слова. Он лечил ракеты, и никто не знал их недуги лучше, чем Леня-Воскрес – так называли его в ОКБ и в глаза, и за глаза многие годы. Он приезжал на полигон первым и уезжал последним. В общей сложности он провел в заволжских степях и казахских пустынях многие годы. Но при этом он категорически не был жителем медвежьего угла. Напротив, Леонид Александрович – человек истинно столичный. Он любил сходить с женой в театр или на концерт, любил вкусно поужинать с друзьями в «Арагви», небрежно заказать им трех огромных карпов из фонтана на Речном вокзале в Химках или собрать их дома на неспешный уютный ужин с дорогим вином. Он отлично водил собственную «Волгу», играл в теннис, катался на горных лыжах. «Иногда он был похож на Владимира Высоцкого, – говорил мне Черток, – а иногда – на Булата Окуджаву». Первый брак его был недолог. После войны он вновь женился. Елена Владимировна – очень красивая, светская женщина – была ему под стать. В 51-м родился Андрей, в 55-м Мария, но дети не изменили образа их столичной жизни. Человек, проработавший с Воскресенским многие годы, говорил:
– В нем причудливо соединялись откровенный цинизм, истинная интеллигентность, большое чувство юмора и абсолютная надежность в дружбе, в человеческих привязанностях.
Королев в письмах к Нине Ивановне писал, как ему хочется поменять весь ритм своего существования, рисовал планы на будущее, но в конце концов так ничего и не изменил. Воскресенский ничего не обещал и не рисовал – он просто жил в свое удовольствие. Может быть, Королев завидовал ему? А может быть, он завидовал Королеву? Во всяком случае, очень разные люди, знавшие их хорошо, единодушно утверждают, что более близкого человека в ОКБ у Главного не было. Один из очень немногих Леня-Воскрес мог говорить ему «ты».
В 1964 году на Байконуре началось строительство стартового комплекса для суперракеты Н-1. Из ракеты бумажной она начала превращаться в ракету металлическую. Воскресенский поставил перед Королевым вопрос о необходимости отработки первой ступени ракеты на испытательном стенде. Королев разъярился: Воскресенский прекрасно знал, что такого стенда не существует, и чтобы построить его, потребуется не один год. Не говоря уже о том, что денег на него нет и не будет. Да, Воскресенский знал это, но заявил, что начинать пуски новой машины без стендовых испытаний он не будет.
– Я, как заместитель Главного конструктора по испытаниям, не подпишу ни одной бумаги, пока мне не построят стенд, – твердо сказал Леонид Александрович.
Воскресенский был абсолютно прав. У нас в разных областях жизни научились экономить так, что «экономия» эта оборачивается огромными убытками. Не минула горькая чаша сия и ракетную технику. Зачем делать испытательные стенды? Будем сразу пускать готовую ракету и от старта к старту ее отрабатывать. Подобный метод «проб и ошибок», возможно (хотя вряд ли), экономически выгоден, когда испытываются конструкции сравнительно недорогие. Когда американцы истратили на лунную программу «Аполлон» 25 миллиардов долларов, все наши газеты, с непонятной истовостью защищая интересы американских налогоплательщиков, горестно сетовали на то, какие огромные средства «вбиты в пыль лунных морей». (Я тоже об этом писал.) Но средства эти янки вбили не только в пыль, но и в строительство разнообразных испытательных стендов, которые по сию пору используются и многократно себя окупили. Воскресенский понимал, что швыряться ракетами высотой более ста метров – себе дороже станет. И правота его подтвердилась во время испытательных полетов Н-1 уже после смерти героя этой книги.