Королев: факты и мифы

Конструкция ее упрощалась тем, что не требовалось никаких насосов, никакой системы подачи компонентов в камеру сгорания. Жидкий кислород закипал в баке и вытеснялся в камеру сгорания давлением собственных паров. Твердый бензин помещался в самой камере сгорания и поджигался обычной авиасвечой. Любопытно, что в 1977 году в США был получен патент на ракетный двигатель с пастообразным топливом. Он предназначался для артиллерийских снарядов, увеличивал дальность стрельбы на 40 процентов. Разумеется, это был уже не бензин в канифоли, а довольно сложное по составу вещество, в котором размешивался порошкообразный алюминий. Таким образом, через 44 года две самые первые гирдовские разработки – ракета Тихонравова на пастообразном топливе и ракета Цандера на металлическом топливе объединились в американском патенте.

Уже в марте-апреле в Нахабине начались стендовые испытания отдельных узлов «девятки». Королев внимательно следил за ходом этих работ, присутствовал при многих экспериментах. Твердый бензин горел спокойно, устойчиво. Хорошо прошла и проверка камеры сгорания на прочность. Сергей Павлович понял, что с «девяткой» можно надеяться на успех. Однако в июне пошла полоса неудач: то выбрасывало наружу бензин, то прогорала камера, то замерзали клапаны и нельзя было создать необходимый наддув в кислородном баке. Точили, паяли, латали, переделывали и снова ездили в Нахабино.

Каждое испытание отнимало уйму времени и сил. Накануне надо было договориться с Осоавиахимом или начальством Спасских казарм о полуторке: своей машины в ГИРД по-прежнему не было. На машину грузили дьюары – специальные сосуды для хранения жидкого кислорода, которые успел сконструировать Цандер. Это были довольно неуклюжие, одетые в шубы из стеклянной ваты медные сосуды с двумя стенками, между которыми заливалась жидкая углекислота. Когда дьюары наполняли кислородом, углекислота замерзала и хлопьями оседала на дно. Между стенками образовывалась пустота – прекрасный термоизолятор. Однако несмотря на все эти ухищрения, дьюары плохо сохраняли кислород и надо было, заправившись на заводе «Сжатый газ», во весь опор лететь в Нахабино, пока все не выкипело.

Редко, но случалось, что кислород даже оставался, и тогда придумывали всякие необыкновенные опыты. В то время жидкий кислород был весьма экзотической жидкостью, работали с ним мало, толком свойств его не знали, а потому побаивались. Считалось, что особенно велика вероятность взрыва, если в кислород попадет масло. В подвале девушкам-чертежницам в шутку запретили приносить с собой даже бутерброды с маслом.

– Давайте-ка проверим, как он взрывается, – предложил как-то Королев. Остатки кислорода вылили на противень.

– Какой он красивый! – кричала конструктор Зина Круглова, разглядывая ярко-голубую, бурно испаряющуюся жидкость. – Вы только посмотрите, он же цвета электрик!

– Это цвет нашей атмосферы, – сказал Королев. – Давайте-ка мне тавоту и отойдите подальше...

У голубого дымящегося противня остались только Королев с Тихонравовым. Ко всеобщему удивлению, кислород вел себя с тавотом мирно. Взрыва не последовало.

Потом все осмелели. В кислород бросали ромашки, которые тут же затвердевали как каменные. Один из механиков заморозил лягушку. Ледяная лягушка выскользнула из рук и разбилась с легким стеклянным звоном...

Развлечения развлечениями, а настроение было поганое. Редкий опыт с двигателем «девятки» проходил удачно. Чаще всего прогорала камера или сопло. Только в начале июля удалось, наконец, укротить строптивый двигатель. Королев настаивал на скорейшей подготовке пуска ракеты, торопил с испытаниями парашюта, который мог бы возвращать ее на землю.

Эти испытания проводили уже не в Нахабине, а на Тушинском аэродроме. На деревянную модель надели нос ракеты, в котором был уложен парашют и смонтирован пороховой выбрасыватель. Осоавиахимовский пилот Кравец вместе с Ефремовым на У-2 должны были сбросить макет с подожженным бикфордовым шнуром на высоте 1000 метров. Кравец волновался, вся эта затея ему не нравилась, выбрасыватель мог рвануть в самолете, не было у него доверия к этим изобретателям. У Ефремова задувало спички, шнур сперва никак не хотел гореть, наконец зашипел, забрызгал огнем, и ракета полетела вниз. Кравец вздохнул с облегчением. Волновался он зря: выбрасыватель не сработал, парашют не раскрылся.

Тушинский конфуз открыл новую полосу неудач. Опять начали прогорать камеры, гореть сопла, вылетать выбитые форсунки. Мастерские работали теперь почти исключительно на «девятку». Тихонравова, задерганного и измученного окончательно, удалось все-таки уговорить уехать в отпуск, и он вместе с Зуевым и Андреевым плавал теперь где-то по Хопру, удил рыбу. Едва изготовили новую камеру и сопло, Королев назначил пуск.