Королев: факты и мифы

Еще в 1920 году 24-летний Черановский разработал схему своего, ни на один летательный аппарат не похожего самолета, самолета без крыльев и фюзеляжа, – хотя это и кажется невозможным и даже бессмысленным. Вместо крыльев – одно крыло с параболическим очертанием передней кромки, – этакий серп с рогами назад. В толще этого единственного крыла и размещалось все, для чего раньше требовался фюзеляж: двигатель, баки, вся полезная нагрузка и человек. Расчеты Бориса Ивановича давали экономию в весе и уменьшение силы лобового сопротивления в сравнении с обычными конструкциями. «Вертикальное оперение является пережитком старины, – утверждал Черановский и подкреплял это утверждение сокрушительным доводом: „природные летуны в вертикальном оперении не нуждаются, и, следовательно, над устранением или рациональной заменой этого оперения следует поработать“. Черановский „заболел“ бесхвостками, и не было той силы, которая могла бы его от них отвратить. Да никто бы не взялся за труд столь неблагодарный, поскольку всем авиаторам было известно, что Борис Иванович славится крайне трудным, неуживчивым характером. Этот необыкновенно одаренный человек не терпел никаких замечаний, советы раздражали его, сомнения в его правоте приводили к разрыву отношений. Работать в коллективе он не мог. По своей работоспособности он сам был равен коллективу. Одним из немногих людей, которых он терпел рядом с собой, был Михаил Тихонравов, – некоторое время они учились вместе с Военно-воздушной инженерной академии. В ту пору Борис Иванович жил на Ново-Басманной улице в старинном доме с большим залом. Вот эту комнату около ста квадратных метров он и занимал. Из мебели там стоял лишь огромный, под стать залу, комод, в ящиках которого они с Тихонравовым спали. Одновременно Черановский учился во ВХУТЕМАСе24 (до этого он закончил художественное училище в Киеве), откуда притащил глины, чтобы сложить в зале печь: невозможно было работать от холода. Чайник он украл в ОДВФ. Тихонравов спрятался на дровяном железнодорожном складе, а когда склад заперли – перекидал Черановскому через забор несколько десятков поленьев, а потом отсиживался в своем тайнике до открытия склада.

Вот так и существовало это «вороватое» КБ. А если говорить серьезно, на беду Черановского период его творческой зрелости совпал с тем временем бурного развития авиации, когда конструирование самолетов из увлечения одиночек переростало в труд организованных конструкторских бюро. Романтики, наделенные богом данным птичьим чувством, вдохновением и скорее интуицией, чем знанием, так сближавшими еще вчера мир авиации и мир искусства («Век воздухоплавания имеет право на свои мелодии», – говорил Клод Дебюсси), сегодня уступали место точному расчету дисциплинированных, вооруженных острым холодным оружием математики, деловых прагматиков. Может быть, Черановский и понимал это, но примириться с этим он не мог. Судьба его драматична: вписав свое имя в историю авиации, он все-таки остался конструктором нереализованных возможностей. В 50-х годах он тяжело болел, жил в бедности всеми забытый. Изредка его навещали Королев и Тихонравов, пробовали помогать Черановскому, но делать это было очень трудно: превыше всякого благополучия ставил Борис Иванович свою независимость. Умер он почти совсем забытый в I960 году...

Как раз геометрия бесхвосток Черановского казалась Сергею Павловичу наиболее подходящей для осуществления своей идеи. Если поместить ракетный двигатель на хвосте обычного планера, смещение центра тяжести не позволит ему летать. Если этот двигатель подвесить, скажем, «на животе», под сиденьем пилота, струя раскаленных газов, идущая из сопла, отожжет планеру хвост. Королев понимал, что и «Коктебель», и любимая его «Красная звезда» в данном случае не могут соперничать с бесхвостками Бориса Ивановича: сама схема «Параболы» устраняла все трудности.

Интересно, что независимо от Черановского и Королева идея ракетной «бесхвостки» занимала умы немецких специалистов, которых финансировал автомобильный «король» Фриц Опель. Первые опыты с моделями весом около 13 килограммов не принесли успеха: довольно мощные твердотопливные ракеты попросту ломали хрупкие конструкции бесхвосток. Несмотря на это, руководитель работ инженер А. Липпиш решил продолжить эксперименты на пилотируемом планере. Два первых полета окончились неудачей, хотя, по счастью, пилот Фридрих Штамер не пострадал. Общество «Рён-Росситен Гезельшафт», которое предоставило Опелю планер, решило, что игра не стоит свеч и ракеты для авиации не годятся. Осенью 1929 года Опель сам попробовал несколько раз летать на планере, в последнем полете у него обгорели крылья и все говорили, что пилот спасся чудом. На том дело и кончилось.

Примерно в то самое время, когда Королев стремился заключить союз с Черановским, итальянский инженер Этторе Каттенео испытывал в миланском аэропорту свою конструкцию ракетного планера.