Королев. Главный конструктор глазами космических академиков

– Ты мне характеристику не сочиняй, – вдруг обиделся Ветров, – но если свой транспортик все-таки в Туру пригоните, я на нем полечу. Без себя не выпущу, это точно. На Иле сажусь здесь, каждый раз сопочке кланяюсь: спасибо, родная, не приголубила. Красивенькая она, когда с земли глядишь, а стоит точно по курсу. Отсюда-то далеко вроде до нее, а в самолет сядешь – сразу стеной перед глазами вырастает. Вот если бы ее убрать…

– Ты ему такие идеи не подсказывай. – Комаров улыбнулся. – Привезет сюда маленькую атомную бомбу и ахнет. Вот и нет твоей любимой сопочки. Имей в виду, за «шарик» этот обгорелый он горы свернет. Так что, пожалуйста, без идей. Ну а к вертолетному варианту душа у него не лежит: боится, что побьют «шарик», пока до Туруханска доберемся.

– Даже Капрэлян и тот… – Палло не сдержался, выдал свое опасение. Не очень-то теперь он доверял вертолетчикам. – А может быть, санный поезд организовать? – неожиданно пришла ему новая мысль. – И по реке до Туруханска?

– Пожалуй, две-три сотни оленей потребуется, – заметил Ветров, – а это в моей власти.

– Оленей достанем, – уверенно сказал Палло, – райком поможет, колхозы. Но так надежнее будет, верно? И метеоролог с нами до Туруханска, договорились?

– Можно и до Туруханска, – охотно откликнулся Мангулов. – Тысяча верст туда и тысяча обратно, это для таежника не концы. Но только не пойду я с вами на оленях, не пойду…

Мангулов замолчал, потянулся за ковшом, набрал воды и плеснул ее на раскаленные камни.

– Пожалуй, пока хватит… И никто не пойдет, – сказал он, – не знаете вы Тунгуски нашей, а она река с норовом, озорная речка. И горячая, как этот пар. В два этажа лед на ней. Первый, что в начале зимы становится, ко дну ложится. Река по нему течет, а потом снова замерзает. Вот и получается пирог: лед, вода и снова лед. Верхний слой с промоинами. Через полсотни верст в одну из них ваш поезд и угодит. Да и оленей не прокормить вдоль Тунгуски. Сейчас снег тяжелый лег, глубокий очень. Человек и тот тонет, сами испытали. Так что лучше лета подождать, пароход придет обязательно – вода в этом году высокая будет. Ну а если бы на твоем месте был «эстонец», доверился бы я Козлову. Он хороший человек, таких в тайге любят.

В наступившей тишине они услышали нарастающий гул. Палло, Комарову и Ветрову он был знаком. Мангулов удивленно посмотрел вверх, словно звуки доносились с потолка. Они разом выскочили в предбанник и начали судорожно одеваться.

Над Турой кружил транспортный самолет, тот самый единственный Ан, который был специально приспособлен для перевозки тяжелых аппаратов.

Самолет сделал два круга над городом, а потом начал медленно снижаться. Ан заходил на посадку. На несколько секунд он скрылся из глаз за сопкой, и Палло машинально схватил Ветрова за рукав.

– Это единственная наша машина, – прошептал он.

– Если он не возьмет сейчас ручку на себя, то ее больше не будет. – Голос Ветрова сорвался. – И какой идиот приказал ему лететь?!

Ветров стряхнул руку Палло, отбросил тулуп и побежал. Он что-то кричал, но разобрать слова было невозможно, потому что прямо из сопки, как показалось Палло, выросла махина Ана. Самолет шел над самым аэродромом с выпущенными шасси, но летчик, очевидно, уже понял, что посадить машину не сможет. Ан пополз вверх. Летчик начал второй заход.

Ан опять начал снижаться. Вот он уже над рекой, еще небольшой поворот и… Самолет словно останавливается на месте, замирает на мгновение и резко уходит вверх. Он проносится над Турой, покачивает крыльями и исчезает. Даже звука двигателей не слышно.

– Как призрак, – вдруг слышит Палло. Рядом стоит побледневший Комаров.

– Если бы не Ветров, стал бы призраком, – говорит Мангулов. – Внушительный аппарат, таких не видали здесь. Теперь у эвенков новые легенды появятся, они любят их сочинять… А мы выскочили шустро. – Мангулов рассмеялся. – Теперь и допариться можно без помехи.

Палло не ответил. Он застегнул куртку – мороз начал прибавлять – и, не оглядываясь, зашагал к зданию аэропорта.

– Закрывай, таежный человек, свою парную. – Комаров протянул руку Мангулову. – Банька получилась отменной. Век не забуду. Прощай.

Мангулов растерянно глядел им вслед. Он взял пригоршню снега, хлестнул им по лицу. Иголки больно укололи кожу.

– Ночью до пятидесяти дотянет, – сказал он вслух, – завтра уже баню не прогреешь.

Мангулов взглянул на удаляющиеся фигуры Палло и Комарова, хотел окликнуть их, но раздумал. Постоял еще немного, а потом вернулся в баню. Топил ее на совесть, не пропадать же добру.

Никто не видел его усталым, измученным, опустошенным. Даже секретарь. Впрочем, не предупредив, она никогда не входила в кабинет.