Королева

27 февраля в 11 часов утра Елизавета II приступила к первой своей церемонии награждения – инвеституре – в просторном зале Букингемского дворца, представляя гражданских лиц и военных к наградам за образцовое служение отечеству. Ежегодно правительство отмечает таким образом заслуги двух с половиной тысяч граждан страны. На фоне резкого падения мирового престижа Британии инвеституры помогали поддержать патриотический дух, и королева всегда подходила к этой церемонии ответственно и серьезно. За шестьдесят лет пребывания на престоле она провела шестьсот десять таких награждений, в ходе которых более четырехсот четырех с половиной тысяч человек получили знаки отличия из ее рук. “Человеку нужно признание, – сказала она однажды. – Иначе жизнь будет слишком мрачной” (16).

На каждой такой церемонии она лично приветствует более сотни лауреатов, вручая им медали и ордена (в случае присвоения рыцарского звания касается шпагой плеча коленопреклоненного лауреата) со словами личной признательности. На этой пышной, длящейся около часа церемонии присутствуют лейб-гвардейцы в красных с золотом мундирах и офицеры собственного Гуркского полка ее величества.

Самым первым орденом, который Елизавета вручила 27 февраля, был Крест Виктории, высшая военная награда за героизм в бою, и получил его Уильям Спикман, рядовой Собственного королевского шотландского пограничного полка. Он проявил “мужество и полное презрение к грозящей ему опасности” во время “жесткой рукопашной схватки” в Корее в ноябре предыдущего года, возглавив более десяти атак и, несмотря на серьезные ранения, “нанеся серьезный урон противнику” (17). За шестьдесят лет, прошедших после Второй мировой войны, кавалерами этого ордена стали всего пятнадцать британских подданных.

Поскольку после вступления на престол королева становилась также главой вооруженных сил, вручение этой награды несло особый смысл для Елизаветы. Военнослужащие приносят присягу суверену, а не правительству, храня верность короне, а не политикам, которые приходят и уходят. За годы царствования Елизавете II предстояло не раз утверждать повышение в воинском звании, подписывать все назначения и исполнять обязанности почетного командира семи полков Королевской гвардейской дивизии, составляющих личное войско суверена.

К апрелю королевская семья окончательно переселилась в Букингемский дворец, и будни Елизаветы стали строиться по режиму, который почти не менялся на протяжении царствования. Подъем в половине восьмого утра, когда горничная раздвигает шторы в спальне на втором этаже и Бобо (единственная из персонала, кому позволено звать королеву “Лилибет” и “барышня” (18) вносит “поднос для визиток” с чашкой “Эрл Грея” и печеньем “Мари”. По пятам за Бобо врывается стая королевских корги, которые ночуют чуть дальше по коридору в специально отведенной для них комнате, смежной с Пажеской кладовой, каждая в собственной плетеной корзине-лежанке. К этому времени лакей уже успевает их выгулять.

Приняв ванну (температурой около 21 градуса), одевшись и дождавшись, пока уложат волосы и закрепят лаком прическу, Елизавета II проходит через гостиную (по дороге обычно слушая BBC по портативному радиоприемнику) на завтрак, накрытый в ее личной столовой, украшенной полотнами XVIII века. На столике уже разложены утренние газеты. Первой королева открывает “Sporting Life” (которую позже сменила “The Racing Post”) с новостями скачек, затем идет очередь “Dayly Telegraph” (с двумя кроссвордами, которые Елизавета разгадывала ежедневно, не прибегая к помощи словаря) и “The Times”, а затем наскоро пролистываются таблоиды “Express”, “Mail” и “Mirror”. В ранние годы ее величество предпочитала на завтрак вареное яйцо и тост с кусочком масла с виндзорских маслобоен, на котором выдавливали ее вензель (кусочки тоста отщипывались толкающимся под столом собакам). Позже Елизавета заменила горячий завтрак чаем и тостом с тонким слоем апельсинового джема.

Ровно в девять утра под окном раздаются звуки шотландской волынки, и вышагивающий туда-сюда музыкант пятнадцать минут играет высокогорные рилы и стратспеи – эту традицию завела во всех своих резиденциях королева Виктория. В десять часов Елизавета II садится за стол в своей гостиной у высокого окна, выходящего на дворцовый сад, в чиппендейловское кресло красного дерева, сиденье которого вышивал ее отец (рукоделие было одним из его хобби), в окружении бумаг и книг, семейных фотографий в серебряных рамках и портретов маслом – в числе которых и портрет Сьюзан, ее любимой корги. Добавим к описанию хепплуайтовский книжный шкаф из красного дерева, комод из атласного дерева и удобные кушетки в окружении ваз с розами, нарциссами и другими свежими цветами. “Мне нравится, когда у комнат жилой вид” (19), – сказала как-то Елизавета.

На столе у королевы стояли два телефона и переговорное устройство с кнопками для вызова личных секретарей – Томми Ласселла и его заместителей, Майкла Адина, Мартина Чартериса и Эдварда Форда, которые входили по одному, коротко кивая в знак приветствия, с корзинами бумаг на подпись и рассмотрение. Они проводили всю встречу на ногах, каждый отвечал за свою область, спектр обсуждаемых вопросов охватывал графики зарубежных и внутренних поездок, присвоение военных званий и церковных санов, рассматриваемые парламентом законопроекты и другие злободневные проблемы. Эдвард Форд называл королеву “мечтой чиновника. С ней отлично работалось, она никогда не отгораживалась <…> С ней можно было советоваться, как с другом, который приехал погостить на выходные. “Премьер-министр задерживается, перенесем на завтра?” Встречи проходили гораздо легче и непринужденнее, чем было с королем” (20).

С такой же ответственностью Елизавета II относилась к письмам от народа. Пролистывала стопку конвертов в корзине, быстро прочитывала, делая пометки для ответов, которые писались либо фрейлинами, либо личными секретарями. Как она объяснила однажды, письма всегда казались ей “сугубо персональными посланиями, ведь люди пишут их в надежде, что я открою и прочту”. Письма “давали ей представление о том, что волнует народ” (21).

Десять минут в месяц отводилось на встречу с четырьмя министрами, входящими в Тайный совет. В ходе аудиенции (всех участников держат на ногах, чтобы не рассиживаться) королеве оглашаются различные правительственные действия, в основном касающиеся назначений и процедур, и на каждое она должна сказать “утверждаю”.

Ежедневно, за исключением Рождества и Пасхи, будь то в Лондоне или Виндзоре, на отдыхе в Сандрингеме или в Балморале, в гостях у друзей на выходные, в поездках по Великобритании или заграничных путешествиях, королева разбирает официальные правительственные бумаги из кожаных красных ящиков, ключ от которых есть только у нее и у личных секретарей. Каждый из ящиков доверху заполнен телеграммами Министерства иностранных дел, бюджетными документами, кабинетными протоколами, указами, требующими королевской подписи, и секретными разведывательными донесениями.

Перед ужином поступает ящик меньших размеров, содержащий итоги парламентского рабочего дня в изложении главного парламентского организатора. Согласно предпочтениям королевы, это “резюме объемом от трехсот до девятисот слов <…> выдержанное в “легком” стиле” (22). Удостаиваются упоминания дебаты “невысокого накала”, “одобрительные и неодобрительные возгласы”, а также отзывы о “наиболее остроумных, пылких и хлестких” (23) речах. Если королева встречается за ужином с политиками, то, согласно одному из обозревателей, она “будет осведомлена не хуже своих собеседников” (24).

Традиционно королева получала экземпляр ежедневного Дворцового циркуляра – официального перечня мероприятий, подготовленного придворным пресс-секретарем, – и вычитывала его на предмет ошибок перед завтрашней публикацией в “The Times” и “Dayly Telegraph”. Такую же правку и замечания она вносила в правительственные документы, которые доставлялись с ее подписью в кабинет личного секретаря до восьми утра следующего дня. Майкл Адин подсчитал (25), что на бумажную работу у королевы ежедневно уходило по три часа, и нередко она засиживалась за своим письменным столом допоздна.

На выходные ей приносили еще больший ящик, полный бумаг, которых с лихвой хватало на целое утро беглого, но внимательного чтения. Как-то раз в гостях у близких друзей королева сообщила, что ей “нужно заняться ящиками”. “Обязательно сейчас, мэм?” – спросили ее. “Если пропущу, потом ни за что не наверстаю” (26), – призналась королева.

Немаловажную роль в распорядке играли персональные аудиенции в гостиной на первом этаже дворца – “мой способ встречаться с людьми наедине, без лишних ушей”, – пояснила однажды Елизавета II. Эти сессии дают ей “полную картину происходящего на самом деле – в правительстве или в государственных органах <…> Без посторонних человек склонен высказываться более свободно”. Конфиденциальность, располагающая к откровенности, – “за счет этого я и узнаю то, что меня интересует” (27).

Примерно полтора часа почти каждое утро посвящаются приему верительных грамот от только что назначенных послов, одетых в парадную или национальную одежду, прощанию с отбывающими посланниками, встречам с духовными лицами, правительственными чиновниками, военными и выдающимися гражданами. Иногда чествование производится лично, иногда на общей церемонии. Все встречи строятся по годами отработанной процедуре: гости ожидают в просторном, сияющем позолотой Церемониальном зале, королева нажимает кнопку звонка, двери распахиваются, гостя объявляют, один шаг к дверям, затем поклон или реверанс, еще три шага, снова поклон или реверанс, затем рукопожатие и обмен репликами на ногах либо приглашение присесть и поговорить подольше. Всех посетителей предварительно инструктируют фрейлины, личные адъютанты и секретари, а королева заранее читает краткое досье на каждого, с кем ей предстоит встретиться. Словно прислушиваясь к тиканью точнейших внутренних часов, она безошибочно улавливает момент, когда пора свернуть беседу, и протягивает руку в знак прощания. Затем нажимает звонок, вызывая кого-нибудь из старшего персонала, чтобы гостя проводили к выходу.

К ужину, даже если королева ест одна или с принцем Филиппом, в столовой личных покоев стол сервируется торжественно, каждый из лакеев отвечает за свой вид посуды – хрусталь, серебро и фарфор. Еще один лакей катит по длинным коридорам из подвальной кухни с противоположного крыла дворца старинную деревянную тележку с блюдами. В качестве аперитива перед обедом Елизавета II выпивает джин с “Дюбонне” (полпорции, со льдом и лимоном), а перед ужином – крепкий джин-мартини, неразбавленный и без добавок. Филиппу, в отличие от ее величества, подают в отдельном графине более сложную смесь. Прислуживает за столом паж, старший лакей, но еда простая – жаренное на гриле мясо, курица или рыба (очищенная от костей), овощи с виндзорской фермы и сыр. Острые пряности под запретом, равно как и чеснок, макаронные изделия с соусом и сырые моллюски вроде устриц и мидий. Жирных десертов королева старается избегать, однако может съесть клубнику со сливками, которую, вспоминая детство (28), разминает в пюре.

“Она непривередлива в еде, – свидетельствует бывший работник дворцовой службы. – Для нее еда – всего лишь подзарядка. Если подавали стейк, нашей задачей было выбрать для королевы самый маленький и самый прожаренный кусок” (29). Кроме того, требовалось постоянно пополнять запасы малвернской воды, из которой делался также лед для ее величества, особенно в заграничных поездках, когда содержимое водопровода оставляет желать лучшего.

За обедом королева редко засиживается дольше часа. Вторая половина дня обычно отличается большим разнообразием, чем первая. Она может включать какие-то дела вне дворца, продолжение работы с документами, еще одну аудиенцию, долгую прогулку с собаками по дворцовым садам, мытье головы и укладку у парикмахера, примерку в гардеробной с зеркалами и туалетным столиком с ниспадающей до пола скатертью, на котором лежат золотые щетки для волос и стоят фотографии в рамках.

Вечерний чай – это святое. Каждый день в пять часов паж привозит покрытую кружевом тележку с тарелками сэндвичей на тонких ломтиках хлеба с огурцом, яйцом и кресс-салатом, а к ним свежевыпеченные сконы, пряники и маффины. Королева заваривает “Эрл Грей” или “Дарджилинг” в серебряном чайнике – по чайной ложке заварки на чашку. Чай она предпочитает чуть теплый и ограничивается сэндвичами, скармливая кусочки сконов своим корги.

Чарльзу было всего три года, когда его мать взошла на престол, Анне – полтора, и дети почти все время находились либо в шестикомнатной детской на третьем этаже Букингемского дворца, либо гуляли по просторам сада под присмотром двух нянек. Первым шагом к модернизации (30) со стороны Елизаветы II стала отмена традиционных поклонов и реверансов, которыми должны были бы приветствовать ее дети. По будням Чарльз и Анна спускались вниз после завтрака в половине десятого, чтобы немного поиграть с родителями. Потом они не видели королеву и герцога до самого чая, после которого няньки приводили детей вниз на “вечернюю возню” (31), во время которой Чарльз иногда плескался с отцом в бассейне.

Укладывать детей спать начинали в шесть вечера, поэтому королеве пришлось внести еще одно изменение в официальный распорядок. Ее отец проводил встречу с премьер-министром по вторникам в половине шестого, однако попытка Елизаветы II следовать тому же графику встретила недовольство детей. “Почему мама к нам сегодня не придет?” (32) – обижались они. Тогда королева перенесла аудиенцию на половину седьмого, чтобы успеть поучаствовать в купании детей перед сном и уложить их в постель, прежде чем обсуждать государственные дела с Уинстоном Черчиллем.