Королева

Не рассуждала, но влеклась любовью?..

Пусть так, больше это не повторится.

Потому что тогда я потеряла Робина.

Пожертвовала любовью ради Англии — не Робинова невеста, но английская королева.

Когда пришло время выбирать, я выбрала ее, не его.

И мы оба знали: прошлого не воротишь.

Дрожа, я уставилась на Хаттона:

— Выкладывайте.

Он запинался от страха:

— Сообщили… сообщили о заговоре… что герцог собирает на севере армию… что он объединился со всеми тамошними графами, тайными папистами, чтобы освободить королеву Шотландскую, посадить ее на ваш трон и жениться на ней!

Я стиснула трясущиеся руки.

— Послать за герцогом, пусть ответит за это!

— Мадам, уже послали.

Это сказал Сесил. Он стоял в окружении своих молодых помощников, бледный, как никогда, губы — серая черта.

— Прежде чем выехать к вам из Лондона, я вашим именем приказал ему явиться. Он ответил, что не может приехать, потому что болен, приедет погодя.

— Однако болезнь не помешала ему немедленно отправиться в Кеннингхолл, откуда он сможет взбунтовать весь Норфолк, — в Кеннигхолл, свою наследственную вотчину, где у него десять тысяч человек, шестьсот квадратных миль земли и откуда он получает больше годового дохода, чем Ваше Величество со всего Уэльса!

Это произнес бледный от ярости стройный темноволосый юноша. Сесил утер лоб рукой.

— Ваше Величество помнит Фрэнсиса Уолсингема, он был с вашим посольством во Франции, сейчас помогает мне в этом сложнейшем деле.

Напряженное тело Уолсингема выражало досаду, узкое лицо пылало.

— Ваши враги действуют, мадам, это дело рук королевы Шотландской! — крикнул он. — Ее уличают ее собственные письма герцогу, они у нас, и подстрекательские слова, о которых доносят наши люди из числа ее слуг. «Я — королева Англии, — похвалялась она, и хуже того:

— Месяца не пройдет, как по всей этой стране снова будут служить мессу!»

Тошнота скрутила желудок — если бы только выплюнуть эту отраву, застрявшую в горле…

Мария! Источник всех измен! Я знала, что так и будет, я предвидела…

О, вещая моя душа!

— На кого по-прежнему можно полагаться? И кто против нас? — с усилием проговорила я.

Сесил поклонился:

— Граф Сассекс извещает, что его люди наготове, он ждет вашего приказа. Графы Дерби и Шрусбери держатся в сторонке; в совете они были заодно с герцогом, но воевать на его стороне не собираются. Но ваш граф Уэстерморленд, Дейкрс и граф Нортемберленд — все бежали в свои земли на севере и, по слухам, выступят, как только герцог подаст им знак. Лорды Арундел и Пембрук по-прежнему в Лондоне, под надзором…

— Пембрук? И Арундел?

Нортемберленд — да, ясно, почему против меня папист, один из Марииных новоиспеченных вельмож. Но Пембрук и Арундел? Честный вояка, служивший моему отцу и брату, возводивший на трон сестру Марию… и бывший воздыхатель Арундел, который сейчас мог бы быть моим мужем?..

…мужем…

Я не смела взглянуть налево, где тот, кто некогда звался Робином, стоял недвижнее статуи, безмолвнее вечности…

Сесил кивнул:

— Оба на той неделе замечены в близких отношениях с герцогом…

Сердце остановилось.

— Возьмите их под стражу. Потребуйте, чтобы Норфолк вернулся — во имя вассального долга! Хоть на носилках! Велите графу Сассексу вступить в Йорк и сколь возможно замирить край.

Уолсингем подался вперед.

— А королева Шотландская? — спросил он с нажимом. — Ее следует немедленно отправить на юг, где мятежникам до нее не добраться. В замке Ковентри есть гарнизон, там, в верном вам Уорвикшире, она будет под надежной охраной.

Верный Уорвикшир — верный Уорвик, верный Кенилворт…

Довольно.

— Да! — крикнула я. — И сообщите графу Шрусбери, что он будет ее сторожить! Пусть явит свою верность долгу, докажет, какой королеве он служит!

— А Вашему Величеству следует удалиться отсюда.

Это Робин. Нет сил взглянуть на него. Голос мертвый, холодный, безличный, как у герольда или глашатая. Ни одна живая душа не поверит, что всего полчаса назад я жила, любила и стала женщиной в кольце этих рук.

О, Робин…

— В Виндзор, ваша милость.

Я знала, почему он назвал Виндзор: Виндзор из всех наших замков легче всего оборонять…

— Я прикажу подать лошадей.

Он с поклоном удалился. А за ним — мое сердце, моя жизнь.

Говорят, бывает, что четвертуемый живет, даже вроде бы говорит, когда у него уже вырвали сердце. Так было и со мной. Омертвелая внутри, я по-прежнему жила. Загнанная в Виндзор, я сидела, недвижная и безгласная, на военном совете, где мои лорды силились сопоставить полученные сведения и свои опасения.

— Герцог попал в сети к шотландской королеве, едва пересек границу, — докладывал Сесил (при свечах его лицо казалось странной маской). — Когда он вел переговоры с лэрдами, один из ее присных позвал его на соколиную охоту, а там без обиняков предложил от ее имени ее руку и английский престол в придачу.

— Ее руку? — изумился Ноллис. — Паписты поганые! Она же замужем за графом Босуэллом!

Надо думать, она собралась отделаться от этого мужа, как отделалась от предыдущего! Она его поманила…

— Показала ему царства мира и славу их, и он внял искусительнице и пал, — съязвил Уолсингем. — За этим предательством последовали все остальные…