Королева ангелов

Мадам де Рош отпустила его, и он пал духом сразу, как вышел за дверь. Все в большей степени я никто, когда один. Одиночество – дурная компания.

Ричард прошагал ярд туда, ярд сюда по вспученному корнями бетону. Через пять минут после сигнала от его бипера другой небольшой округлый белый автобус прожужжал по эвкалиптовой аллее и раскрыл широкие двери.

– Место назначения? – спросил автобус приятно андрогинным голосом.

Люди. Место, где можно расслабиться.

Ричард указал адрес в Глендейле на Пасифик, на авеню, заканчивающейся в теневой зоне у Третьего Восточного Комплекса. Литературный салон, где можно взять домашнего пива, а самое главное, где он будет не один. Возможно, он снова сможет рассказать историю о максимальном эффекте максимального очищения. Черная мстительница. Поработай над этим.

– Один час, – сказал автобус.

– Так долго?

– Много вызовов. Пожалуйста, поднимитесь на борт.

Ричард сел и пристегнулся.

6

Моисей, волосы в божественном огне, божественная сажа на его устах, спустился с Хорива, где вкусил мерзкие листья неопалимой купины (все человеческое вынесло из него как взрывом, оставив его подобным углеродистой стали, тронь – зазвенит, если к нему прикоснуться) и размышлял о своем будущем. Предводитель мужчин. И женщин. Он сидел в темноте возле своей дорогой жены Сепфоры и клял свое несчастье.

Люди сами не знают, чего хотят и как этого добиться. Делают все, что им взбредет в голову. Начинают ненавидеть по любому поводу и отвергают любовь, потому что боятся дать кому-то преимущество. Переходят к насилию раньше, чем ангел успеет моргнуть, а затем называют учиненные ими убийства и разрушения доблестью, и хвастают ими и плачут, напившись. А женщины! Разве сталь не заслуживает лучшего?

– Дай мне великую задачу, Господь, подальше от этой шушеры.

Тут-то Бог и спустился и люто гневался на него, отчего земля окрест их шатра дрожала. Сепфора, дочь Иофора, спросила:

– Моисей, Моисей, что ты сделал сейчас?

– Думал недостойное, – сказал Моисей, надеясь, что этого довольно, чтобы умягчить Бога, но все вокруг сделалось кроваво-красным, а небо затянули кровавые облака. Моисей, пусть из углеродистой стали, испугался.

Сепфора нашла хитрый способ избавить от крайней плоти их несчастного сына, испачкав кровью сперва Моисея, а потом дверной косяк.

– Не трогай моего мужа! – закричала она. – Он хороший человек. Возьми моего сына, но не мужа!

Моисей укрылся за дочерью Иофора и ясно понял слабость своего народа.

Мэри Чой вернулась в замороженную квартиру в тринадцать после шестичасового отсутствия, едва успев принять уксусную ванну и поработать с документами. Она запросила для себя полную занятость только этим делом и была уверена, что запрос одобрят.

Некоторых из жертв, все еще оставшихся в этой гробнице, уже опознали, и это были золотые и платиновые имена: ученики, сыновья и дочери известных и влиятельных людей. В кабине, устроенной перед входной дверью, Мэри надела термокостюм, распорядилась сломать печать и ступила в глубокий холод.

Подвешенный к потолку измеритель радиоактивности заменил ольфакторный анализатор. Пылеанализатор размером с мышь пробирался через холодные жесткие усики когда-то живого ковра, выискивая чешуйки кожи и другие частицы, застрявшие в ковре. Они уже нашли следы всех жертв и самого Эмануэля Голдсмита, а также четырех других посетителей, побывавших здесь не более тридцати шести часов назад.