Королева Бланка

– Я не забуду того, что вы сделали для короны, графиня. Что касается вашего мужа, то, клянусь вам, наши отношения были только дружескими. Но отныне он стал врагом короля, и нет ему оправдания. Я накажу всех, кто посмел поднять бунт! Лишь бы только успеть, не дать им времени собрать силы. Помня нашу дружбу с Тибо, а также ради вас самой обещаю вам не наказывать вашего супруга. Мало того, я дарую ему прощение, если он повинится перед короной.

– А если нет? – напряженно спросила Агнесса. – Прошу вас, ваше величество…

– Успокойтесь, графиня. У меня достанет ума не порывать дружеских отношений с Шампанью. Я постараюсь вывести его из заблуждения, связанного с моей ненавистью к нему. Увы, одно только мне не подвластно.

– Что же это, мадам?

– Я не смогу запретить ему слагать стихи и петь любовные песни, посвященные даме его сердца.

– То есть вам?

– Пусть лучше ваш муж поет песни вдовствующей королеве, нежели выступает против нее с оружием в руках. А сейчас вам лучше всего покинуть дворец. Никто не должен знать, что вы были здесь, даже те люди, которым я вполне доверяю. Вы поняли меня?

– Я назвала свое имя камердинеру, который доложил обо мне. Он стоит у дверей. Кажется, я совершила ошибку.

– Я исправлю ее. Выходите отсюда через тайный ход. Накиньте вуаль. И немедленно покиньте Париж. Я позову вас, когда вы мне понадобитесь. Может быть, это случится скорее, чем мы с вами думаем. Прощайте! Потайной ход выведет вас к парадному крыльцу, где вы, вероятно, оставили своих людей.

– Они в караульном помещении: на дворе зима.

– Ваш провожатый разыщет их. Бильжо, проводи госпожу графиню и сейчас же возвращайся.

– Да, мадам.

И верный страж повел гостью в глубь комнаты, где пряталась за портьерой потайная дверь.

Бланка вышла в коридор. У дверей стоял камердинер.

– Понсар, ты помнишь, как звали ту даму, что просила принять ее?

– О да, ваше величество, это была графиня де Боже.

Сузив глаза, Бланка подошла вплотную к слуге.

– Ты любишь жизнь, верный солдат, и дорожишь поэтому своей головой, не так ли?

Камердинер изменился в лице, раскрыв рот.

– Тебе не хотелось бы однажды оказаться удавленным или стать почетным гостем мэтра Калюша, королевского палача? – продолжала Бланка, не сводя с Понсара холодных немигающих глаз.

Бедняга задрожал. Нижняя челюсть у него отвисла, потом вдруг мелко задрожала от страха. Он подумал, что сделал непростительную ошибку.

– Ваше величество, – залепетал он, падая на колени, – простите меня, умоляю, но разве мог я знать, что мне не следовало пускать к вам эту женщину? Ваше величество…

– Встань, – приказала Бланка. – И запомни: эту даму ты не видел, никакой графини де Боже ты никогда не встречал и никого ко мне в покои не приводил. Тебе понятно?

Понсар часто закивал головой; широко раскрытые глаза излучали собачью преданность.

– Повтори.

Он выполнил приказание столь усердно, будто с самого утра твердил эту фразу, желая заучить.

– Помни мой приказ и даже под пыткой не смей называть имени этой дамы. Вздумаешь обмолвиться об этом с кем-нибудь хоть единым словом…

– Клянусь, ваше величество, я буду нем, как могильный червь! Я никого не видел и ничего не знаю. Здесь не было ни единой души.

– Я верю тебе. Впускай ко мне членов Королевского совета без доклада.

И Бланка вернулась в кабинет. Подошла к окну, остановилась. В голове рой мыслей, десятки вопросов без ответов. Сейчас бы побыть одной, все хорошенько обдумать, взвесить, но времени нет. Она должна их опередить. Должна. Или не быть королевству!

Советники вскоре собрались – все или почти все. Пришли, смотрят недоуменно на королеву-мать, переглядываются.

– Я вижу, удалось собрать больше половины совета, – не садясь и никому не предлагая садиться, сразу же начала Бланка. – Передо мной правительство, которое вверило мне бразды правления государством, не так ли? Принимая какое-то решение, я обязана согласовывать его с вами, моими верными подданными. Однако ситуация такова, что нет времени советоваться и, раздумывая, морщить лбы. Только что я узнала о готовящемся бунте против королевской власти. В лучшем случае мятежники выдвинут требования, угрожая пойти на Париж, в худшем – соберут силы и пойдут на нас войной.

– Мятежники? Кто они? Где их логово? Какие требования они намерены выдвигать? Как вы, ваше величество, об этом узнали? – посыпались со всех сторон вопросы.

Бланка молча ждала, когда утихнет разноголосица, когда советники прекратят переглядываться, делая удивленные или нахмуренные лица, и, утихомирившись, станут смотреть только на нее.

– Вы просите назвать имена? – продолжала она. – Об этом нетрудно догадаться. Это те, кого нет и не может быть среди вас, кто не присутствовал на коронации, наконец, не соизволил явиться даже на похороны. Эти люди готовят бунт! Будущее монархии зависит от того, сумеем ли мы подавить его в зародыше, не опоздаем ли. Но не думаю, чтобы враг был так уж скор на руку.

– Откуда такие сведения? – подал голос Ла Руа. – Надежны ли они? Можно ли им верить?

– Вполне; их доставил преданный короне человек.

– И он назвал имена? – спросил епископ Бове.