Читаем Королева Бланка полностью

И впал в беспамятство. Архиепископ кивнул: он принял верное решение, поступив согласно своей чести и долгу перед короной. Теперь самое важное: подпись короля!

<p><strong>Глава 2. Влюблённый дезертир</strong></p>

А Тибо Шампанский торопился в Париж, чтобы скорее увидеть Бланку Кастильскую. Увидеть раньше всех, пасть перед ней на колени и спеть новую песню о любви к даме своего сердца!

Давно уже, ещё при жизни короля Филиппа, он был пленён её обаянием и красотой. Прошло совсем немного времени, и он понял, что влюблён. Произошло это на коронации её мужа, в Реймсе, в августе 1223 года. Такой прекрасной она ему показалась тогда в светло-зелёном платье, усыпанном драгоценностями, и с короной на голове, так чарующе она улыбалась, и столь величавы были её поступь и жесты, столь пленили взор высокая грудь, алые губы и властный взгляд, что сей же час потерял молодой граф голову от любви. Он был очарован испанкой, повержен ею в прах, чуть не бросился перед ней на колени прямо у ступеней алтаря. Спасибо вовремя удержали друзья — не миновать бы скандала. А она ничего этого не видела в упоении сладостными минутами, когда из принцессы её возвели в королеву. И лишь днями спустя она с удивлением стала замечать обращённые на неё пылкие взгляды нежданного влюблённого. Поначалу ей это польстило, но взгляды становились всё горячее и настойчивее, и она стала их избегать. Придворные дамы искоса и исподлобья недвусмысленно поглядывали на неё, загадочно улыбаясь при этом. Камеристки, раздевавшие королеву перед отходом ко сну, делали ей откровенные намёки, не боясь, что она отругает их за это. И однажды она решила покончить со всем этим, во-первых, чтобы не компрометировать себя, а во-вторых, не находя в душе никакого ответного чувства. Да и возраст напоминал о себе: на тринадцать лет она старше его.

В присутствии всего двора, со свойственной ей прямотой она однажды заявила Тибо, что не желает видеть направленные на неё его долгие взгляды, выражающие, как нетрудно понять, любовное томление. Королева Франции не позволит себе флиртовать при живом муже, пусть этот господин уяснит это для себя. А если он не поймёт, она пожалуется королю, и тот прикажет ему удалиться без права отныне появляться при дворе.

Фрейлины, слышавшие эту отповедь, переглянулись. Испанка! Истинная дочь Кастилии! Француженка никогда не посмела бы стыдить кого-либо прилюдно.

Кровь бросилась графу в лицо. Он видел, как все смотрели на него, и от смущения не нашёлся что сказать. Он был влюблён, и та, кого он любил, ответила ему оскорблением, да ещё и публично. Будь на его месте женщина, она стала бы мстить. Пусть даже королю. Но не таков был Тибо. Сказав, что её величество, судя по всему, неверно истолковала его взгляды, выражавшие всего лишь глубокое почтение, несчастный влюблённый откланялся и ушёл.

Краска стыда долго не сходила с его щёк, и он полагал, что это заглушит его страсть, быть может, и вовсе убьёт её, но этого не случилось. Напротив, он совсем обезумел от любви, увидев королеву через день на приёме послов из Германии. А ещё спустя несколько дней Тибо, оставшись наедине с Бланкой Кастильской в её покоях, встав на колени признался ей в любви и, пока она не пришла в себя от неожиданной исповеди, спел одну из своих песен, посвящённую ей, даме его сердца. Он был поэт, умел сочинять неплохие стихи, и Бланка, не перебивая, слушала этого Иксиона[4], вздумавшего полюбить жену короля. В эти мгновения ей, по всей вероятности, хотелось видеть поблизости колесо. А Тибо, надо полагать, искренне жалел, что он не царь Давид, а королева не жена одного из его центурионов по имени Вирсавия[5].

— Песня хороша, слов нет, — холодно произнесла Бланка, — но кто позволил вам петь её мне?

— Любовь к даме моего сердца! — пылко воскликнул Тибо.

— Даму сердца любят на расстоянии, не оставаясь с нею наедине, — последовало возражение. — Во всяком случае, так принято у нас в Кастилии. В нашем королевстве никто не осмелился бы влюбиться в жену государя. Знаете, что за это бывает?

— Но я полюбил вас, мадам, когда вы были ещё принцессой. Разве это не оправдывает меня?

— Палач не станет слушать ваших оправданий. Вначале с вас живого сдерут кожу, а потом отрубят голову.

Столь безрадостная перспектива вовсе не охладила пыла безумного влюблённого.

— Это то, чего заслуживает моя любовь? — ответил он. — Так принято у вас в Кастилии?

— За любовь к королеве там вырывают детородные органы, а потом кормят ими преступника, если тот к тому времени не отдаст Богу душу.

— Своеобразно же приветствуется любовь в далёкой жаркой Кастилии, — печально промолвил Тибо. — Хорошо, что мы живём во Франции, где не практикуются такие изуверские методы борьбы с любовью.

— Государь подумает над тем, не следует ли и здесь ввести такой обычай.

— Ваши соседи — короли Наварры, Арагона, Барселоны — поступают так же со своими подданными?

— Да, если те позволят себе такую дерзость.

— Влюбиться в женщину?

— В королеву!

— Для меня вы не королева, Бланка, а всего лишь женщина, прекрасней которой нет на свете!

Испанка гордо вскинула голову.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза