Королева Бона. Дракон в гербе

— О да! А потом брачный контракт и свадьба. — На хмуром лице Боны появилась улыбка, она повеселела. — Да! Именно так! Колебаться и медлить нельзя. Ведь вы обещали Ядвиге, что она будет мазовецкой княгиней?

Он смотрел на ее ясные, повеселевшие глаза, на порозовевшие щеки и вдруг спросил с оттенком досады в голосе:

— Ядвиге? А не вам?

Едва закончились торжества по случаю обручения прекрасной Беатриче с паном Моравецем, явившие всем широту и великодушие королевы, которая пеклась о своих придворных ничуть не меньше, чем о приемных дочерях, как пришли добрые вести из Италии: вельможи герцогства Бари и Россано пожелали приехать в Краков, воздать почести своей новой повелительнице.

— Пусть приезжают! Как можно скорее! — обрадовалась королева. — Всеми будет тогда замечено, что я не забыла о своих италийских владениях. И отдавать их никому не намерена.

— Но император Карл, всемилостивая госпожа, не признает ваших прав на наследство, — осторожно заметил Алифио. — От этих почестей мало проку. Расходы и беспокойство.

— Эти почести воздадут не только мне, но и моему сыну, а он, даст бог, станет монархом Польши, — возразила Бона. — Поэтому будет справедливо, если расходы возьмет на себя королевская казна…

Все доводы и увещевания ее канцлера, а также придворного казначея Северина Бонера оказались тщетными. Король, которому Шидловецкий советовал не дразнить императора, был обезоружен услышанной от нее новостью: Бона сказала ему, что снова станет матерью, и на этот раз, она в этом уверена, родит второго сына. В конце концов ее настойчивость преодолела все преграды, и, когда прибыли вельможи из Бари и Россано, Вавель был готов к торжественной встрече итальянских вассалов.

Королева торжественно принимала их в самом красивом зале, рядом с ней сидел великий князь Литовский, королевич Сигизмунд Август. Троны стояли на возвышении под двумя гербами — польским белым орлом и драконом рода Сфорца, и гости увидели свою принцессу, а также королеву, во всем блеске ее двойного владычества. Трое приехавших сельмож по одному подходили к королеве, становились на колени и, вложив в ее руки протянутые словно бы для молитвы ладони, произносили слова присяги на верность. Бона отвечала им на своем родном языке, и в этот день на Вавеле все было итальянским: гости на пиру, на который пригласили лишь придворных дам, приехавших с Боной из Италии, Алифио, Карминьяно, Паппакоду и прочих дворян из старой ее свиты, цветистые речи послов, музыканты из капеллы королевы, шуты, вывезенные ею из Бари. И лишь сидевшие по обе стороны королевича польские сановники всем своим видом словно бы напоминали о том, что законный наследник всех итальянских владений Боны — Август, сын повелителя Польши и Литвы.

Поэт Карминьяно сочинил и прочел вслух стихотворение, посвященное столь славным событиям, и никто никогда еще не видывал столь красиво исполненной паваны, столько южных блюд и фруктов, не слышал такого множества тостов, провозглашенных в честь самой королевы: Короля в эти дни в Кракове не было. Анджей Кшицкий со свойственным ему злорадством уверял, что бунт черни в Гданьске против местных патрициев разразился на редкость кстати и что его величеству куда легче согласиться на казнь предводителей бунта, нежели на торжественную встречу вассалов королевы.

Разумеется, этим словам не следовало верить, и королева это понимала, но она также прекрасно понимала и то, что король опасается вступать в спор с императором Карлом, который, разгромив французские войска под Павией, заставил Франциска Валуа отказаться от завоеванных им итальянских земель и стал теперь хозяином почти всей Италии. Будучи сторонницей союза Ягеллонов с Францией, Бона долго не хотела верить ни в поражение под Павией, ни в то, что Франциск был взят императорскими войсками в плен. И лишь подробные донесения неоценимого Дантышека, находившегося при дворе Карла, заставили ее пока отказаться от задуманного плана обручения юного Августа с французской принцессой. Мысли ее были теперь поглощены приданым для королевны Ядвиги, и когда король вернулся, она встретила его улыбкой, по-прежнему все еще красивая, хотя и чуточку отяжелевшая. Мельком упомянула о присяге на верность, принесенной итальянцами, но с большим любопытством расспрашивала короля о гданьской смуте, о его здоровье, подорванном бесконечными военными походами, особенно в последние годы. Всем казалось, что для Вавеля наступили наконец спокойные и беззаботные времена. Но вот в один из вечеров во двор замка ворвался всадник на взмыленном коне и упал на руки подбежавших слуг. Вниз к нему сошел сам маршал Вольский, о чем-то долго советовался с Алифио и наконец вместе с ним направился в королевские покои. Они застали августейших супругов за ранним ужином, и маршал двора без особых вступлений тут же сообщил о дурной вести, которую привез гонец.

— Ваше величество! Княжна Анна спешит сообщить вам из Варшавы, что пять дней назад внезапно скончался ее брат, мазовецкий князь Януш.

Король встал. Обычно такой спокойный, он, казалось, был потрясен этой вестью. Бона побледнела.