Королева Бона. Дракон в гербе

— На Вавеле, судя по всему, ничего не изменилось! Раньше я то и дело слышала «нет» от своего супруга Сигизмунда, теперь то же говорит мне Август, мой сын. Что же? Выходит, я не поеду в Италию?

— Я сказал — нет.

— А я говорю — да! — закричала Бона. — Поеду! Несмотря ни на что.

И, громко стуча тростью, она направилась к выходу. Август молча смотрел ей вслед. Возле двери она задержалась на секунду, повернулась и, глядя ему прямо в глаза, надменно произнесла:

— Запомни мои слова: я уеду!

На следующий же день Бона выехала из Кракова к себе в Мазовию. В пути остановки были короткими, задержалась она только в монастыре, где была похоронена ее любимица Дося. До могилы шла пешком, долго стояла над ней и плакала. Паппакода был страшно удивлен этим, он видел ее слезы только на похоронах Алифио, Кшицкого и епископа Гамрата. Но они были советниками королевы, а два последних входили в ее триумвират; а эта карлица в последнее время выполняла роль теплого коврика, грея стопы Боны в холодном Яздовском замке. Неужели она больше ценит верность и слепую преданность, нежели любовь, восторги придворных, радостные возгласы толпы?

Он поторопился к Марине, желая ее предостеречь.

— Слепите, чтобы она не привязалась теперь к Сусанне, та ей может заменить Досю.

— За кого вы меня принимаете? — с возмущением воскликнула Марина. — Не беспокойтесь, у меня тоже есть глаза, которые все видят. Королева плакала сегодня. Быть может, потому, что возмущена отказом короля? Но клянусь вам, при расставании с Сусанной слез она проливать не станет.

— Значит, Сусанна уже знает, что не поедет в Италию? — не скрывая радости, спросил Паппакода.

— Нет. Но узнает, когда я придумаю повод удалить ее. Будьте осторожны, кто-то идет за нами…

Они ускорили шаги и через калитку вышли с кладбища сразу же за королевой, впереди ее свиты.

Вернувшись в Варшаву, Бона сразу же велела провезти ее по городу, а потом долго, до самой ночи, просидела со своим секретарем Хвальчевским, проверяла счета, читала прошения, просьбы своих подданных. Марина и Паппакода, которые настолько хорошо знали свою королеву, что порою чувствовали каждую перемену ее настроения, теперь переполошились. Вдруг ей не захочется бросить начатые в городе работы, благодаря ей расцветшем и разбогатевшем, лишиться прекрасного вида из окон дворца на широкую в этих местах Вислу. Она ценила тех, кто был ей благодарен, а Варшаве было за что благодарить свою мазовецкую княгиню. В Краков по ее распоряжению отправили обучать более ста тридцати сыновей ремесленников и горожан. Совсем недавно на реке Дрне установили сукновальню. Пожары? Вот уже два года, как не было ни одного, а ведь в тесно застроенной Варшаве почти все дома за каменными стенами были деревянными.

Бона снова занялась судьбой дочерей. До этого ей, занятой делами королевства, хлопотами со своими вотчинами и помером земель, все было недосуг. А теперь она стала чаще приглашать гостей, написала письмо своей падчерице Ядвиге, в котором просила сообщить имена тех иноземных принцев или королей, за кого сестры могли бы выйти замуж.

Совершенно неожиданно в 1555 году пришло известие, что герцог Генрих Брауншвейгский просит руки ее старшей дочери Зофьи.

— Я даже не спрашиваю, согласна ли ты, разве можно говорить «нет», когда тебе уже за тридцать…

— Его называют Генрих-младший, — отозвалась Зофья. — Я стара для него.

— Младший только потому, что и его отец тоже звался Генрихом. А ему, по-моему, уже под шестьдесят. Вам обоим надо торопиться, если…

— Если?.. — повторила Зофья.

— …если хотите, чтобы брауншвейгский престол занял принц из этой династии.

Воцарилось молчание, и тут совершенно неожиданно, чего никогда не случалось, Зофья бросилась перед матерью на колени.

— Неужели я должна выйти за него? Быть может, возьмет меня в жены кто-то помоложе?

Бона нежно погладила дочь по голове.

— Твой отец был старше меня на двадцать пять лет. А может, даже и больше? — сказала она тихо. — В первые годы супружества я родила ему шестерых детей, несмотря на его преклонный возраст, я была с ним счастлива. Быть может, и ты найдешь счастье в своем супружестве, выйдя замуж за немолодого Генриха-младшего, родишь ему сына?

— Если бы я могла выбирать… — прошептала Зофья. Тут голос Боны посуровел.

— Нет, не можешь. Король дал согласие на твое замужество, а я дам тебе в приданое столько тысяч золотых, сколько тебе лет. И еще, как когда-то Ядвиге, лошадей из своей конюшни. Ну, улыбнись.

— Не могу… — вздохнула Зофья.

— Тогда готовься в путь.

— Сейчас?

— Сначала поедешь со мной. Мне надо съездить в Ломжу, рассудить споры. В дороге у нас будет довольно времени все обговорить, мои советы пригодятся тебе, когда станешь брауншвейгской герцогиней.

— Могу лия…

— Что еще? — нетерпеливо оборвала Бона.

— Могу ли я взять с собой Сусанну, она будет моей камеристкой.

— Мышковскую? — удивилась Бона. — Она ведь старше тебя, при тебе есть девицы и помоложе, и покрасивее.

— Да, но Марина утверждает, что лучше взять Сусанну, она знает немецкий, будет в Брауншвейге полезна.

— Так сказала Марина? — удивленно воскликнула Бона.