Королева Бона. Дракон в гербе

— Садитесь, прошу вас… Должна признать, что нашла Краков сильно изменившимся. Я не чувствую себя здесь столь уверенно, как прежде. Отовсюду слышу о внесенной якобы мною в Литве сумятице. Будто королева не должна ни управлять страной, ни вмешиваться в заграничные альянсы.

— Трудно найти льстецов по убеждениям, — заметил при мае. — Но платных…

— Да, да. Это я знаю. Но на сей раз речь идет о чем-то большем, нежели подкупленные сторонники, особенно теперь, когда мы столь близко породнились с курфюрстом, мне надобно иметь верных сторонников при дворе.

— На меня, как и на примаса, вы можете полагаться полностью, ваше величество, — заверил ее Кмита.

Я сумею оценить это. Однако я на нашу беседу пригласила и епископа из Пшемысля…

— Гамрата?

— Да. Он много лет провел в Италии. Обучался там искус ству правления. С некоторых пор разумно и достойно управ ляет королевскими угодьями в Мазовии. Приняв сан Краковского епископа, он вместе с нами составил бы сильную партию, которая нам столь необходима.

— Вы полностью доверяете ему, ваше величество? — спросил Кшицкий.

— Как себе самой. Герцогу Альбрехту не удалось его подкупить в споре о прусско-мазовецкой границе. Помимо того, он покровительствует гуманистам, известен как большой ценитель книг и различных искусств.

— Одним словом — само совершенство, — пошутил по ста рой привычке поэт и священнослужитель.

— Епископ пшемысльский Гамрат, — доложил слуга — А вот и он сам! Мы говорили тут о вас, почтеннейший епископ. И можем сразу же приступить к существу дела. Но, возможно, у вас есть какие-нибудь вопросы?

— Да. Первое: на ком, собственно, вы, ваше королевское величество, намерены опираться в своем правлении?

— В свое время нашего Августа возвели на трон магнаты…

— Вот именно. Много лет назад. Ныне, государыня, вы в ссоре с Тарновским и не перестаете судиться с литвинами. Я слышал, что Радзивиллы…

— Знаю. Но они незаконно владели многими королевскими землями в Подлясье. Это правда, обвиняла их я, но судил — сам король.

— Несмотря на это… Значит, не они. У вас, ваше величество, были одни цели со шляхтой: отнять земли у магнатов. Но сейчас и самой шляхте не по вкусу все эти обмеры, выкорчевка леса, дерзость крестьян.

— Крестьяне называют госпожу нашу «доброй государыней», — запротестовал Кмита.

— Это вы о простонародье? Оно не в счет… — вздохнул Гамрат.

— Стало быть, — заметила королева, — после стольких лет усилий и трудов мне не на кого опереться?

— Ну, отчего же… Есть еще шляхта, требующая совершенствования Речи Посполитой. Есть также Фрич…

— Он давно выступает за исполнение законов, — вставил Кмита, — за введение справедливых кар за убийство. Я говорил с ним, но…

— Но и он, как все, за назначение на высшие должности только… скажем прямо — только по повелению короля. Вы это хотели сказать? — смело спросил Гамрат.

— Любопытно, — вмешалась Бона, — что только по повелению короля… А вот сейчас как раз вакантен епископский престол в Кракове. И у меня было намерение… Я думала…

Она смотрела на Гамрата, но отозвался Кшицкий.

— Мы собрались здесь, дабы вести речь о сильной партии при дворе. Ни о чем ином.

— Разумеется, — тотчас же ретировалась она, не будучи уверена в приязни Кшицкого к Гамрату. — Давайте поговорим!

Им казалось, что все происходит втайне, но у двери, плотно прижавшись к ней, подслушивал Паппакода. Проходивший мимо Станьчик спросил:

— Постучать… или лучше забренчать бубенцами?

— Тсс… — шепнул Паппакода. — Вечно вы являетесь некстати…

— Такова привилегия шутов. Скажите, что это? — показал он на свой нос.

— Нос.

— Поглядите внимательнее, — настаивал шут.

— Вижу. Обыкновений нос!

— Ну, нет! Орган обоняния. Верное средство! Потянешь раз и сразу учуешь, откуда идет чад — из покоев королевы. Дымится драконья пасть.

— Смотрите, как бы вас первого не слопал дракон, — предостерег казначей.

— А зачем я ему? — продолжал насмехаться Станьчик. — Ни скоморохи, ни карлики ему не нужны. Сперва он сожрал грозных великанов, теперь черед крикливой братии с гербами. Скорее вам следует бояться.

— Я верно служу королеве.

— Подслушивая у двери? — Шут состроил уморительную рожу.

— А как узнать иначе, о чем там шушукаются? — буркнул итальянец.

— Надо слушать шутов, — с деланной серьезностью ответил Станьчик. — И тех, что служат, и тех, кто готовы все высмеять из любви к искусству. А таких в Польше — уйма! Разве вы не знаете, у нас каждый каждого, всех и вся лечить готов? Если не зельем — так шуткой и смехом. Просто так, без всякой корысти. Вам не грех бы поучиться этому у поляков.

— И что же? Больные исцеляются?

— Исцеляются сами врачеватели. Ибо смех очищает душу от яда. Оттого я всегда и здоров, здоров, здоров! — рассмеялся Станьчик, подпрыгивая и звеня погремушкой.

— Чтоб тебе пусто было! — пробормотал, глядя ему вслед, Паппакода.

На следующий день королева, едва войдя в покои Сигизмунда, сказала:

— Правду ли говорит маршал Вольский, что вы не хотите сделать Кмиту старостой?

— Да. Власть в руках у него будет большая… Это опасно. А к тому же старостой давно желает стать Тарновский.

Она удивилась.