Королева Бона. Дракон в гербе

— Знаю, — оживленно, с прежним блеском в глазах заговорила Бона, — за бенефиции и титулы надо платить, надеюсь… не потерей герцогства Бари для Августа после моей смерти?

— Нет, нет! Граф считает, что Филипп вполне удовлетворится денежными суммами. Они знают, что вы, государыня, из Польши отправляли золото в Неаполь.

— Знают? От тебя?

— Нет! От габсбургских шпионов и здешних банкиров.

— Что еще сказал граф Броккардо?

— Им нужны деньги на войну с Римом и Францией…

— Не дам ни единого дуката на войну с папой, мне нужен союзник, кардинал Караффа. Но если они хотят воевать.

— Кто знает, быть может, они выступят раньше против Валуа, а потом пойдут на Рим, — поторопился заверить ее Паппакода.

— Ладно, пусть воюют на мои деньги и дадут клятву, что я буду наместницей в Неаполе. Кто поручится за это?

— В случае вашего согласия — сам король.

Она раздумывала некоторое время, наконец задала последний вопрос:

— Значит, в Испанском королевстве я буду единственной женщиной, занимающей столь высокий пост? Выясни, такое возможно? Не противоречит ли это праву?

— Я проверял. Регентшей или наместницей короля в Нидерландах была тетка императора Карла, эрцгерцогиня Маргарита. А там управлять не так-то просто, страну раздирают войны. Свирепствует инквизиция.

— Об эрцгерцогине расскажешь мне позже. А кто еще, кроме Габсбургов, может претендовать на этот пост?

— В Испании сам Филипп устанавливает право, он сам — право. Граф Броккардо ручается, что все это возможно, в случае пополнения его казны… вашими дукатами.

— Он назвал сумму, за которую Филипп отдаст мне наместничество?

— Пока нет. Как я вам уже сказал, Броккардо должен заручиться одобрением и согласием короля.

— Вести неожиданные, но любопытные и весьма… Дукатов без письма от Габсбурга от меня никто не получит. И еще проверь, не мечтает ли этот гранд заработать на посредничестве?

— Граф сам прибудет в Бари через неделю. Но вы правы, надо проверить.

— Хорошо. Я подумаю над этим. Когда-то союзникам Августа в Литве я платила и больше. Теперь… Да, теперь буду покупать титулы не сыну, а себе…

Паппакода поклонился и вышел.

— Марина! — громко хлопнув в ладони, Бона позвала свою камеристку. В ее голове зазвучали прежние властные нотки. — Вели приготовить платья, которые я носила в Кракове.

— Вы тогда были чуть стройнее, государыня, — отважилась сказать Марина.

— Платья можно расставить. Я хочу посмотреть, какие они.

— Платья, шитые золотой нитью? С драгоценными каменьями? — с удивлением спрашивала Марина.

— Да-да. В которых я выглядела моложе.

— Когда их приготовить?

— К концу недели. Не смотри на меня так. Я в них буду такой же, как на Вавеле. Такой, как захочу.

На следующий день Бона вновь пригласила Паппакоду, многое ей было непонятно, поэтому она принялась его выспрашивать.

— Сколько лет теперешнему вице-королю Неаполя?

— На вид можно дать шестьдесят, — после некоторого раздумья ответил он.

— Невероятно! — с издевкой воскликнула Бона. — Не был у больного, а говоришь, как он выглядит? Почему ты врешь? Я вижу тебя насквозь. Знаю, как ты похвалялся новым званием. Зачем ты обидел синьора Виллани, ведь не ты, а он знает, на сколько лет выглядит наместник. И потому через неделю он, бургграф Бари, будет встречать синьора Броккардо.

— Но, госпожа, это невозможно… Граф перестанет мне верить…

— Поверит золоту. Ты был моим послом, и довольно. Как Филипп в Испании, так я здесь, в Бари, устанавливаю права.

— Ваше величество, прошу вас, разрешите мне приветствовать… — молил Паппакода.

— Довольно! — крикнула Бона. — Я сказала — нет.

С трудом сдерживая бешенство, Паппакода вышел и в соседней комнате столкнулся с Мариной.

— Когда-нибудь она еще пожалеет об этом, — прошипел он. — А вы на кого злитесь? Или тоже в немилости?

— Нет. К счастью, здесь нет польских придворных, но нет и карлов. А она не может без них обойтись.

— Так же как без наместничества в Неаполе. Если бы я знал, что она снова жаждет править, я бы поостерегся.

— На словах или на деле? — с ехидной усмешкой спросила Марина.

— Слишком много хотите знать. Лучше поищите карлицу… — мрачно пробурчал Паппакода.

Спустя несколько дней, взглянув на свое отражение в венецианском зеркале, королева с удовлетворением отметила, что помолодела лет на десять, не меньше. На щеках тонкий слой румян, дряблая шея прикрыта кружевным жабо, светлые волосы оттеняет не темный чепец, а пурпурный ток.

В бальном платье, сшитом еще на Вавеле, она казалась совсем стройной, на груди под кружевом сияли камни драгоценного ожерелья.

— Скажи, как я выгляжу? — спросила она Марину.

— О, вы такая же, как в Кракове, когда все не сводили с вас восхищенных взглядов.

— Хорошо. Немного румян, блеск в глазах и железная воля — и я уже не вдовствующая королева. Готова принимать почести, поклонение. Поправь фалды на платье…

Величественная, нарядная, она вошла в покои, где происходили аудиенции, поднялась на возвышение и опустилась в позолоченное кресло принцессы Изабеллы. Со дня возвращения в Бари она всего второй раз сидела в этом кресле, хотя частенько с грустью поглядывала на опустевший трон своей матери.