Королева брильянтов

– Захотел доказать, что никакое привидение ему не страшно, – подхватила Ольга Петровна. – И вот чем кончилось…

– Не думаю, что привидение способно на такое, – сказал Пушкин.

Три женщины смотрели на него в недоумении.

Он держал паузу.

– Что это значит? – наконец проговорила Ольга Петровна.

– Петр Филиппович подавился и не смог позвать на помощь.

– Он… Задохнулся… Едой?!

Пушкину оставалось подтвердить очевидный факт.

Ольга Петровна приложила кончики пальцев к вискам, вероятно борясь с мигренью.

– Рок выбирает самые примитивные пути. Но бьет без промаха, – проговорила она. – Мы потеряли мужей, три вдовы… Ничего не говорите, Пушкин, я знаю, что в Москве слухи расползаются, как тараканы. Скоро все узнают подробности нашего позора. Мы никому не нужны. Нищие, одинокие, без помощи и поддержки. До конца дней своих… За что?

Силой воли Ольга Петровна сдержала слезы, стоявшие в глазах.

– Время не лучшее, но мой долг задать несколько вопросов, – сказал Пушкин и, не дожидаясь формального разрешения, спросил: – Кто-нибудь из вас общался с неким господином Кульбахом, известным медиумом?

Судя по быстрым взглядам между сестрами, тема была не слишком приятна.

– Нам обещали встречу, но дело ничем не закончилось, – ответила Ольга Петровна.

– Позвольте узнать, кто обещал?

– Один… мой знакомый.

– Господин Коччини, фокусник, – сообщил Пушкин.

Ольга Петровна не ожидала от полиции такой осведомленности.

– Вы правы, – аккуратно сказала она.

– Почему синьор Коччини не выполнил обещание?

– Какие-то глупые отговорки. Не далее как вчера в кафе обещал, что вот-вот устроит нам личную встречу.

– Что должен был сделать герр Кульбах?

– Разве надо объяснять? – вступила Ирина. – Разве не понимаете?

– Нет, не понимаю, – твердо сказал Пушкин.

– Он должен был… Снять проклятие, – через силу ответила Ольга Петровна.

– Каким образом?

– Господин Пушкин, есть вещи, которых лучше не касаться.

– Я не спрашиваю, какие заклинания должен был произнести медиум. Мне надо знать, как он собирался снять проклятие.

– Провести ритуал очищения в том самом… номере.

– В «Славянском базаре»?

Ольга Петровна стянула на груди шаль, как птица, которую держат на привязи.

– Ну конечно же.

– Ритуал намечался на вечер воскресенья, девятнадцатого декабря?

– Да, господин Коччини обещал это.

– Ольга Петровна, ваш покойный супруг, Григорий Филиппович, знал об этом?

– Что вы! – возразила она. – Если бы Гри-Гри узнал, он бы…

Наверняка даже самый незлобивый из Немировских в минуты ярости способен проявить фамильный характер. Чего Ольга Петровна, конечно, прямо сказать не могла.

– Что теперь будет с состоянием Немировских? – вдруг спросил Пушкин в раздумье. – Род пресекся, передавать наследство после Петра Филипповича некому. Ломбард, кредитная контора, ювелирный магазин – кому все достанется?

После волнения Ольга Петровна вполне овладела собой. Стояла с прямой спиной, гордая женщина в черном, и только держалась за плечи сестер.

– Нам остается крохотный шанс, – сказала она за всех. – Надеемся, что суд внемлет нашим мольбам и наследство Пе-Пе будет передано Марише. Быть может, сестра не оставит нас с Ириной умирать у ее порога с голода.

В ответ Марина коснулась ладони Ольги Петровны.

– Возможно, внемлет, – согласился Пушкин. – Марина Петровна, прошу вас завтра к девяти утра прибыть в Городской участок для опознания.

Марина оборотилась к Ольге Петровне, ища поддержки. Сестра не могла защитить.

– Это обязательно? – только спросила она.

– Понимаю, как вам тяжело, но вынужден настаивать. Таков закон.

– Раз так нужно, я буду, – ответила Марина.

Пушкин сочувственно вздохнул.

– Марина Петровна, от лица сыскной полиции и от себя лично прошу принять соболезнования.

Шагнув к женщинам, глубоко поклонился и протянул ладонь Марине. Отказать ему было невозможно. Она положила свою руку в его ладонь. Пушкин склонил голову и коснулся губами ее пальцев. Соблюдая приличия, ограничился кратким поцелуем. Отпустив руку вдовы, еще раз поклонился и пошел в прихожую, где осталось его пальто. Часы в глубинах дома как раз пробили одиннадцать. За что Пушкин был им благодарен.

23

Дверной колокольчик тренькнул нежно и ласково, серебряным звоном. А сердце Ангелины прыгнуло в горло, да там и осталось. Прислуга была отпущена еще вчера. Приближаться к двери она боялась. Замерла в кресле, надеясь, что кто-то ошибся или вовсе звенело в ушах. Ангелина принялась считать секунды, загадав, что на двадцать первой страх кончится. Тот, кто за дверью, подумает, что в доме пусто. Окна темные. Может, уехали неизвестно куда.