Королева брильянтов

– Очень похоже, не правда ли?

Куда разговор клонится, Свешников уловил.

– Не похоже, а так оно и есть, – строго сказал он. – Типичное самоубийство. Составить протокол и закрыть дело. Опознание для порядка провести. Что его понесло в этот номер?

– Хотел снять родовое проклятие, – ответил Пушкин.

Подобные темы пристав на дух не принимал.

– Это что еще за глупости?

– Много лет назад его отец в этом номере убил цыганку. С некоторых пор призрак цыганки стал мучить семейство. Он и вышел на бой с призраком.

– Пристрелить, что ли, захотел?

– Вероятно.

Свешников презрительно фыркнул:

– Какая глупость.

– Не совсем. Посчитал, что победит силой воли. Заглянет в глаза призраку. Тем самым одолеет. Оружие – для храбрости.

– Вино с водкой для укрепления силы духа?

Пушкин кивнул.

– Виктор Филиппович пошел на подвиг. Он так сильно боялся призрака, так мужественно боролся со страхом, что не смог обойтись без напитков. В остальном – сделал все, что мог: принес новые свечи.

– Разве это не те же?

– У его брата были черные, для магических практик. Эти – обычные, восковые, из лавки. Поставил стул в центр пентакля, сел и стал ждать. Чтобы заглушить страх, пил.

– А потом пустил себе пулю в лоб, – добавил Свешников.

Пушкин подошел к телу и поманил пристава.

– Константин Владимирович, поглядите.

Пристав поморщился.

– Пусть Богдасевич в трупах копается… Доктор! – позвал он, обернувшись.

В ответ раздался сладкий храп. Богдасевич обнял саквояж, как родное дитя, и пристроился в кресле. В тепле и уюте номера спалось сладко. Для дела он был бесполезен. Свешников, как аист, на цыпочках подошел к Пушкину, стараясь держаться за его плечом. Ему указали на пробитую голову.

– Видите входное отверстие?

Не увидеть было трудно: большой калибр разнес левую затылочную часть, оставив развороченную дыру.

– На что тут любоваться? – брезгливо спросил пристав.

– Вам не кажется это странным?

– Что именно?

– Как застрелился Немировский.

Свешников предпочел отойти от тела на более безопасное расстояние. Все-таки уже попахивало.

– Не вижу ничего странного, – ответил он.

Пушкин оставался на месте.

– Помните, как нас учили основам криминалистики: самоубийца делает выстрел или в висок, или в рот, или в сердце. Очень редко – в живот.

– Кажется, так.

– Немировский сумел застрелиться в затылок.

– Чего спьяну не бывает.

– Господин пристав, разрешите поднять оружие? – спросил Пушкин.

Свешникову очень хотелось ответить «нет», но он знал, что от чиновника сыска просто так не отвяжешься, если тот за что-то взялся всерьез. Пристав меланхолично махнул: дескать, делайте что хотите.

Нагнувшись, Пушкин взял револьвер в правую руку.

– Прошу обратить внимание, что у этой модели удлиненный ствол, – сказал он.

– Обратил, – покорно согласился Свешников, чтобы побыстрее закончить.

– Теперь смотрите…

Все случилось так быстро, что пристав охнуть не успел. Пушкин задрал руку с револьвером, причем кисть неизбежно изогнулась под прямым углом. Мало того, он согнул руку, высоко задрав локоть, чтобы дуло попало в нужную часть затылка. А потом случилось невероятное: Пушкин нажал на курок.

А потом еще раз.

И еще…

Свешников не верил своим глазам. Но это происходило на самом деле: чиновник сыска старался застрелиться из оружия жертвы.

– Да что же вы делаете?.. – растерянно пробормотал он.

Пушкин будто не слышал: упрямо давил на курок револьвера. Наконец отнял оружие от головы.

– С ума сошли, что ли?! – набросился на него Свешников.

Ему протянули револьвер рукояткой.

– Попробуйте сами, Константин Владимирович, и убедитесь: это совершенно безопасно.

– Вот еще глупости! – Свешников на всякий случай спрятал руки за спиной. – Совсем из ума выжили от вашей математики?!

Пушкин положил револьвер примерно на то место, откуда взял, и даже ствол поправил, как было.

– Наглядный эксперимент – лучшее доказательство, – сказал он.

– Да что это доказывает?!

– В таком положении из револьвера невозможно сделать выстрел.

– Но ваш знакомый застрелился!

– Это невозможно по очень простым причинам, – ответил Пушкин. – Виктор Немировский далеко не богатырского склада, в последние дни много пил, был усталым, ослабленным. И опять сильно напился. То есть сил у него осталось чрезвычайно мало. В таком положении мышцы кисти настолько скрючены, что палец практически не действует. Попробуйте сами так изогнуть руку: никакого мышечного рычага не остается. Курок у этого револьвера очень тугой. Это невозможный выстрел.

Свешников задумался.

– Пушкин, признайтесь: ночью пробовали фокус на себе? – строго спросил он.

– Без вашего разрешения, господин пристав, не посмел бы тронуть улики.

Он смотрел так прямо и честно, что пристав невольно подумал: может, и правда эксперимент устроил. Это ничего не меняло.

– От меня чего ждете?

– Оформить дело правильно, – последовал ответ. – Как убийство.

Богдасевич среагировал на заветное слово, как рысак на колокольчик. С шумным храпом проснулся и огляделся, жмурясь.

– Убийство? – спросил он глухим голосом. – Где убийство? А подайте нам свеженький кадавр[10].