— Как могут людям нравиться такие вещи, — думал он, — ума не приложу! Что в них такого особенного? Ровным счётом ничего. Да, ручная работа, точно такая необходима и для хорошего замка. Но красота, великолепие, высокое положение требуют украшений, и это одна из множества никчёмных необходимостей, навязываемых королевской жизнью. Для меня лично она куда прелестнее в этом простом муслиновом белом платье, чем в умопомрачительных нарядах, с помощью которых её хотят превратить в богиню. Но как естественно, как неподражаемо естественно она высказала свою просьбу. Его красавица — не чета этой уродине Шарлотте Английской, которая повсюду красуется в бриллиантах, подаренных ей каким-то индийским принцем, хотя они ей и не к лицу.
Он посмотрел на ножку с изящным подъёмом в туфельке на высоком каблуке, которую Мария-Антуанетта поставила на маленькую позолоченную скамеечку. Такие знаменитые французские художники, как Антуан Ватто и Никола Ланкре, глядя на неё, наверняка вдохновились бы на создание чего-нибудь поистине великого. Может, причина этого — её положение? Но даже и без него эта женщина может считаться чудом света.
Он так долго размышлял, что Бёмер стал переминаться с ноги на ногу, поскрипывая башмаками. Чего это он медлит? Может, его величеству не нравится? Может, он вообще обо всём забыл? Королева приложила пальчик к губам. Она не спускала тревожных глаз с короля.
— Конечно вы должны получить эту вещицу, — сказал он. — Я не хотел говорить вам об этом до того, пока вы сами не увидите ожерелье. Когда на днях Бёмер показал мне своё изделие, я подумал: если оно вам понравится, то оно — ваше! Кто ещё, кроме вас, может носить такое произведение искусства?
Бледные щёки Бёмера залились краской удовольствия. Слава Богу! Какое облегчение! Мучительная пытка его закончилась. Ювелир молча наблюдал, как королева пальчиками перебирала бриллианты, которые были похожи на струйки воды в её руке. Она вся была поглощена их красотой, низко опустила голову, и выражения её глаз не было видно.
Тишину в комнате долго никто не нарушал. Наконец королева, вскинув голову, сделала знак ювелиру отойти. Он почтительно засеменил и остановился за тяжёлой шторой. Фактически королевская чета была сейчас наедине.
Опустив глаза, Мария-Антуанетта тихо сказала:
— Будет трудно?
— Но только не вам.
— Но всё равно трудно?
— Можно всё устроить. Это всё, что положено знать королеве.
— Я не просто королева. Я ещё и ваша жена. Что скажет Калонна, когда услышит об этом?
Де Калонна был генеральным контролёром (то есть министром финансов), и само его имя в те грозные дни звучало зловеще. Этому человеку Мария-Антуанетта, подчиняясь женскому чутью, никогда не доверяла. Король назначил его министром вопреки её воле. Де Калонна отлично знал об этом, и она вполне обоснованно видела в нём своего кровного врага.
— Он ведь находил деньги прежде, найдёт и сейчас.
— Но где их взять?
— Этого я не знаю, не могу сказать. Это его забота.
— Но все твердят, что с помощью Терезы и Полиньяков я запускаю свои руки в казну, когда только захочу. Думаю, от таких утверждений страдает моя репутация.
— Всё это клевета. Мало ли что говорят эти лгуны. Никогда их не слушайте!
Она постояла в нерешительности. Потом машинально поднесла ожерелье к шее и щёлкнула замочком. Глаза короля, обычно равнодушо-непроницаемые, вдруг загорелись, отражая переливающийся всеми цветами радуги яркий блеск. Как это дивное ожерелье подчёркивало красоту его супруги!
Король долго молчал, не находя нужных слов.
— Вам нравится, сир?
— Да, нравится. Очень.
Она встала, руки её безвольно опустились. За шторой дрожал от нетерпения Бёмер, ожидая королевского решения. Вдруг королева быстро сняла с шеи ожерелье и молча положила его на эмалированный столик.
— Нет, я не возьму его, сир!
В комнате воцарилась мёртвая тишина. Король в немом изумлении смотрел на неё, ничего
— Я не возьму его, — медленно повторила она, словно пытаясь оправдать для себя своё решение.