Королева четырёх частей света

Однако не было и речи, чтобы нам там обосноваться. Слишком много было больных и раненых. Старший штурман Гальего думал, что надо немедленно отправиться в Перу и вернуться с новой провизией, новыми кораблями, новыми людьми. Все были с ним согласны. Только я хотел ещё отправиться на юго-восток на поиски Неведомой Земли, которая, по утверждению моего картографа, должна находиться между пятнадцатым и двадцатым градусом южной широты[10]. Я знаю, вы слышали о нём — о мерзавце Сармьенто; теперь он утверждает, что это ему Испания обязана моими открытиями. Вы не можете не знать, что писал Сармьенто королю по этому поводу. Но всё, что он говорит, — неправда. Я всегда считал этого человека негодяем, но не мог не ценить его знания. Тогда он считался — да и теперь считается — самым великим географом Нового Света. Итак, я решил вернуться, как предлагал мой главный навигатор, но прежде поискать континент, существование которого предсказывал Сармьенто. Мы подняли якоря в среду 11 августа, простояв у Сан-Кристобаля пять недель. С собой я захватил четверых пленных индейцев, чтобы они научили меня своему языку.

Плаванье на юг выдалось чрезвычайно тяжёлым. Грота-рея сломалась, грот порвался, корабли не могли идти дальше. Я чувствовал, что зреет бунт. Старший штурман замечал, что, продолжая следовать курсом, на котором настаивал Сармьенто, мы затеряемся в бескрайнем океане, о котором никто из нас ничего не знал. Он обратился ко мне с письменным рапортом, призывая вернуться как можно скорей. Все рулевые, офицеры и матросы обоих кораблей подписали эту петицию, давая ей законный характер. Мне ещё не хватало мореходного опыта. Пришлось согласиться с мнением этих господ. Я приказал Гальего отправиться к северу — это направление он считал единственно возможным. И тогда мы попали в одну из самых сильных бурь в моей жизни. Она продолжалась около двух недель. В урагане мы потеряли из вида второй корабль. Когда непогода унялась, у нас не было ни мачт, ни шлюпок, и все запасы подошли к концу. Опять стал назревать бунт. Мне удавалось сдерживать его ещё две недели, а затем всемогущий Господь в неизречённой Своей милости изволил спасти нас... Уже готова была начаться резня — и тут нам в борт ударило бревно. Мы бросили якорь в пустынной бухте моря Кортеса, в Калифорнийском заливе. Это было на рождество 1567 года.

— А что второй корабль?

— Он тоже спасся. На той же неделе он, к великой нашей радости, появился. На нём был мерзавец Сармьенто, который теперь обвиняет меня, что я нарочно его покинул. Ещё он говорил, что из-за меня провалилась вся экспедиция, потому что он якобы знал, где находится новый континент, а я не нашёл его. Это была тяжкая клевета. Он повсюду распространял её, прибавляя всякие небылицы, и пожаловался на меня мексиканским властям. Я велел арестовать его, чтобы он перестал нам вредить. Ему удалось бежать.

Потом он отрицал своё бегство, уверяя, будто я второй раз бросил его, высадив на берег против его воли. По его словам, я неожиданно вышел в море.

Я много говорю вам об этом человеке, донья Исабель, потому что вы, как и все в Лиме, должны, полагаю, знать о нашей распре и как дорого она мне обошлась.

11 сентября 1569 года я увидел берега Перу. Мы отплыли отсюда двадцать два с лишним месяца тому назад... Из ста шестидесяти человек я потерял тридцать пять. Впрочем, я избежал нескольких бунтов и привёл оба корабля в порт. Итак, донья Исабель, вы всё знаете!

— Как «всё»? Я ничего не знаю! Что случилось, когда вы вернулись?

— Вы действительно хотите знать, что было дальше?

— Недостаёт ещё пятнадцати лет поисков.

— Поисков? Пятнадцати лет борьбы и тяжб! Высадившись в Лиме, я узнал, что мой дядя губернатор Лопе Гарсия де Кастро отозван в Мадрид, а преемник его — не кто иной, как дон Франсиско де Толедо, смертельный потомственный враг моей семьи. Для меня начались неприятности.

Я немедленно отправился к Толедо доложить о своих открытиях и вернуть королевский штандарт. У меня было чувство, что я выполнил свою миссию. Я был первым мореплавателем, который пересёк Тихий океан в Южном полушарии. Я нанёс на карту, прежде совершенно чистую, два десятка земель, которыми завладел от имени Испании. Я открыл большой архипелаг, богатый ископаемыми, который мои люди нарекли Соломоновыми островами. Толедо выслушал меня. А через четыре месяца, в феврале 1570 года, он согласился отправить королю письмо, удостоверяющее, что я хорошо потрудился и проявил больше рассудительности, чем можно было ожидать от моих двадцати пяти лет. В то время мне было уже двадцать семь, но это неважно. Он прочитал мне начало этого послания, по которому у меня создалось впечатление, что он собирается поддержать мой план новой экспедиции, но утаил остальное, где ругал меня последними словами.