Мы с Ирой и эстонцами быстро ушли.
— Девчонки, тише, — сказала Ира.
— Тише, Маша, я Дубровский! — сказала я. — У вас Маши есть?
— Есть! — в два голос отозвались девушки.
— Даже в двойном экземпляре, — поразилась Ира. — Тогда сейчас все будете Машами.
— Ага, а вы — Дубровскими, — ответили они.
Встал вопрос, куда прятать эстонцев. С девушками проблем не было.
— А вы где их прятали у себя? — спросил кто-то.
— Думаю, Подушка в тумбочку полезет с удовольствием, — усмехнулась я. — Кто тут у вас больше всех красится? Вот туда его и отправьте, он у нас палазучка.
— Нет, у меня там рассыпчатая пудра! — отказалась девушка.
— Это опять эта гадость? — ужаснулся Подушка.
— Не опять, а снова! — озадачила я эстонца.
Решение было простым, как и все гениальное. Мы решили их вообще не прятать. Ира стукнула по стене, как в гонг, и тут же грянула «Halleluiah». Подушка тем временем все же пытался залезть в тумбочку, но ему мешали ноги.
— Слава богу, он тупит, что ноги можно убрать, — облегченно вздохнула я.
Послышался Дима.
— Ира! Опя-я-я-ять… Да блин, да! Где… — Дима остановился на полуслове и пошел проверять комнаты.
Девчонки радостно убеждали его, что это всегда были пустые кровати, что тут никогда никто не спал. Дима ушел в вожатскую, мы пошли на свои места.
— Девчонки, мы скоро вернемся, — сказала Ира.
— На вечное поселение?
— Да!
Мы разлеглись на своих кроватях. Заходит Дима.
— Нет, ну блин! Вы где были? — с порога спросил он.
— Я же тебе сказала, не пей больше пива, и мы не придем! — ответила ему Ира.
Дима опешил.
— Вы — это кто? Глюки?
— Музыкант, что ли? — вылез Подушка.
— Это твоя совесть! — ответила ему я, запихивая его обратно.
— А это твои внутренние чертики! — сказала Ира Диме и Одеялу, который вылез. Н-да, выглядел Одеяло весьма специфически. Очень устал парень…
— Они тебя мучают и сами выдыхаются, — сказала Ира персонально Диме. — А вот это — твоя совесть, вообще не работает! Видишь, какая свеженькая.
Дима с ужасом смотрел то на одного, то на другого эстонца.
— И не кури тоже, пожалуйста, — сказала Ира.
— А ты что?
— Еще один чертик! — ответила Ира.
— А она — еще одна совесть? — уточнил Дима.
— Нет, я — нечто среднее. Достаю и чертиков, и совесть, — ответила я.
— Так, похоже, я уснул в вожатской, — вздохнул Дима.
Девчонки захихикали в подушку.
— О, целуются с Подушкой! — ревниво взвизгнула я.
Хохот грянул разом, Подушка хлопал глазами.
— О, не дошло, — сказала я. Хохот грянул второй волной.
Мы ушли к украинкам и расселись по местам. Меня позвала Ксюша. Я повернула голову и потянулась к ней.
— Что, полазучка проснулась? — злорадно спросил Подушка.
Мы с Ирой так и застыли, кто в какой позе, причем Ира медленно скатилась "в обморок".
— Ты сам-то понял, что сказал? — переспросила я.
— Ну что? Полазучка проснулась? — повторил эстонец.
Ирка повторно грохнулась "в обморок". Подушка отвлекся, я подошла к Ксюше.
— Что? — спросила я.
Она чем-то весело помахала передо мной.
— Что?
— От эстонцев заразилась? — усмехнулась девушка.
— Нет, это у меня свое, — гордо ответила я. Скорее уж они от меня заразились!
Мне показали оранжевый лак, светящийся в темноте. Мое лицо сначала вытянулось, а потом засияло улыбкой не хуже лака. Я рьяно закивала головой. Взяв бутылочку, я подошла к Подушке и пшикнула ему на руку.
— А-а-а-а! — заорал парень, тряся рукой.
Я радостно набрызгала чудо-средство Ире на волосы. Теперь по комнате разнесся спаренный вопль, чуть позднее — всеобщий. Я щедро побрызгала на все, что движется, крики перешли в совсем неприличный диапазон. Н-да, и на себя не пожалела, особенно отличились кроссовки. У Иры все осело на лице, и лишь глаза зияли темными дырами. Подушка оказался одноруко-светящийся, вторая была в пятнышко. Одна девушка, измазавши руку, поделилась лишним с Подушкой, оставив прекрасный отпечаток руки на его груди. Я изобразила, что оставляю светящийся отпечаток кроссовки на его пятой точке. Эх, жаль, средство кончилось…
— Круто! — заключили все.
Наигравшись всласть, мы пошли смывать. Около вожатской нашу скорбную процессию увидел Дима.
— Вы куда? — спросил он дрожащим голосом.
Ира повернулась к нему, пошире раскрыв глаза и рот. Дима отшатнулся, я потопала ногами, он удивленно посмотрел на мои сияющие кроссовки.
— Ну что? — спросил у него Подушка, пока Дима пялился на отпечаток чье-то руки на груди Подушки. Дима вторично шарахнулся от мужского голоса откуда-то сверху. Вожатый поскорее скрылся в вожатской, а мы спустились вниз и зашли в туалет. Долго и тщательно наводили марафет, смывая лишнее и добавляя, кому где надо. Ира умылась, поделилась со мной краской, дабы волосы сверкали и у меня. Я подновила шнурки, чтобы они сияли еще ярче. Кто-то растирал пятнистую окраску до равномерной, кто-то стирал лишнее, рисуя замысловатые рисунки светом или тенью.
— Да сядь ты на унитаз! — шикнула Ира на Подушку и густо намазала ему пряди у лица и самые кончики волос. Отлично смотрится!
Мы вернулись в комнату. Полный кошмар, зато сразу видно, кто где! У каждого свои отметины. И пол отлично видно.
— Идемте мелких попугаем! — предложила Ира.
И тут грянул гром.