Встретившие Джун лисы не поверили в то, что дитя на ее руках — плод ее любви с одним из сильнейших драконов истинного мира, великим воином Мичио Кинриу. Никто не говорил об этом вслух, но ясно было, все подумали, что госпожа Джун изменила дракону с человеком, а в этом мире прячет свой позор. Правда, не могло не удивлять то, что верховный предводитель Огненного дракарата помиловал изменницу-жену, но в конце концов, кицунэ решили, что отсылка Джун в зеркальным мир — изгнание.
Джун понимала, о чем говорят за ее спиной, и старательно не препятствовала слухам, даже подогревала их.
Ей было не до этого: новый, удивительный мир обрушился, как снег на голову, очаровав запахом смога и свободы.
И самое большое чудо заключалось в том, что накрывшая с головой свобода не мыслилась без проблем, которые предстояло решать самой Джун.
И это было самое восхитительное.
Во-первых, в новом мире не было столь привычной Джун магии. Как у остальных женщин из драконьего рода магические способности самой Джун были слабыми, едва ощутимыми, но к тем же бытовым заклинаниям, незаменимым на кухне или в омывальной, она привыкла. Она уже приготовилась терпеть лишения, когда, к вящему разочарованию, оказалось, что отсутствие магии с комфортом компенсировало то, что здесь принято было называть наукой и цивилизацией.
Во-вторых, в новом мире Джун предстояло самой зарабатывать на жизнь. Но, забрезжившие на горизонте материальные проблемы, о которых Джун даже не задумывалась всерьез, как истинная дочь драконьего мира, решились быстро и как-то совсем уж просто. Всего лишь несколькими камнями и украшениями.
В-третьих… В-третьих, у мамы была я. И точно скажу, после слияния с сознанием Джун: никакой «обузой» или «проблемой» для нее не была. Никогда, ни разу и ни одного мгновения! Даже когда пришлось из-за меня расстаться с отцом, которого мама обожала. Она сама боялась, что может обозлиться на невинное дитя, начать винить в разлуке с предводителем… но нет. Ничего такого не произошло. Сливаясь с сознанием Джун, я была на седьмом небе от счастья, зная, так сказать, из первых рук, что никогда и ни в чем не была для мамуль источником печали. Только радости, вдохновения, необъяснимой, безусловной любви.
Тоска по отцу? Она была. В таких масштабах, что если бы не я и не новый мир, который даже после нескольких лет жизни в нем не переставал нуждался в познавании, Джун опасалась сойти с ума.