Королева джунглей

Утром 18 сентября я второй раз в своей жизни ступил на платформу станции Репетек. Меня тут уже поджидал Константиныч, приехавший два дня назад и проживавший в одной комнате с мужиком необъятной толщины, оказавшимся знаменитым фотографом Владимиром Александровичем Моисеевым. Тот целый день рассказывал нам о своей фотоохоте и даже подарил на память по календарику со своими работами. Мы уже отходили ко сну, когда пришел к нам сотрудник заповедника и привел приехавшую Олю. Теперь весь состав экспедиционного отряда был в сборе.

На следующий день Моисеев попрощался с нами и уехал куда-то дальше в необозримые просторы Средней Азии создавать свои фотоальбомы, которые я потом регулярно покупал и сожалел, что качество нашей печати очень отстает от качества работы этого знаменитого фотомастера.

А мы целиком посвятили себя полевым изысканиям. Оля ловила мелких песчаных круглоголовок (с ними она потом будет проводить электрофоретические исследования в Москве), а мы с Константинычем занялись учетом песчанок. У Константиныча была всего неделя, поэтому 21 сентября мы поехали провожать его в аэропорт Чарджоу, а заодно посмотреть этот новый для себя и второй по численности населения в Туркмении город. Оля к тому же поставила себе задачу искупаться в Амударье, на которой стоял этот город. Затарившись на базаре дынями и арбузами (а Константиныч также купил с собой в Москву сетку огромного среднеазиатского лука), мы отправились искать реку. Проплутав больше часа (туркмены в большинстве своем не умеют плавать и даже не подозревают, что в их городе есть большая река), мы набрели на водохранилище с чистой водой и расположились на берегу. Накупавшись вдоволь и наевшись даров солнечного братского Туркменистана, мы безмятежно валялись на песочке, когда Оля стала настойчиво требовать идти искать Амударью. Мы поднялись и, вяло сопротивляясь («мы уже накупались, зачем нам эта Амударья?»), отправились в путь. Наконец набрели на какую-то бурого цвета речку. Нас с Константинычем ее цвет явно не располагал к купанию, а настойчивая девочка влезла-таки в воду. Когда она вылезла, мимо проходил какой-то мужик. Для убедительности Оля его спросила:

— Это — Амударья?

— Нет, — сказал мужик, — это протока, а Амударья — там, километрах в пяти.

Мы с Константинычем высунули языки, но пришлось плестись за фанатичной студенткой. И наконец вот она, открылась нам сама Амударья — довольно широкая, но такая же бурая. Исполнив акт омовения, Оля успокоилась, и мы повезли Константиныча в аэропорт. Но прежде зашли закусить в ресторан «Амударья». Константиныч сразу попросил шашлык, черным по белому указанный в меню.

— Шашлыка нет, — подняв глаза в потолок, ответила официантка.

— Тогда кебаб.

— Тоже нет.

— А что у вас есть из национального?

— Котлеты по-киевски только есть.

— Я хочу туркменской пищи.

— Ничего нет.

Возмущенный Константиныч хотел увести нас отсюда, но мы так хотели есть, что согласились на котлеты по-киевски. Он демонстративно отказался и, достав луковицу из сетки, стал ее жевать.

— Алексей Константиныч, возьмите хоть хлебушка, — пожалел я его, откусив кусочек такого же лука, принесенного нам вместе с котлетами, после чего у меня во рту начался пожар.

— Ни за что. — Гордый Константиныч сжевал всю луковицу и даже не поморщился.

Проводив его, мы с Олей отправились назад. Теперь и я мог посвятить себя отлову круглоголовок. Не обошлось и без курьезов. Один раз Оля раньше меня пошла ловить ящериц, и, подойдя к ней через полчаса, я увидел следующую картину. На шоссе стояла огромная фура, а рядом с моей студенткой ходили и сосредоточенно вглядывались в песок два бугая.

— Ребята, что вы такую мелочь ловите? — изумились бугаи, увидев, кого мы ловим. — Поехали с нами в пески, мы там вот таких варанов наловим. — И они разводили руки на такое расстояние, что и комодский варан вполне мог уместиться в этом промежутке.

Но вараны нам были не нужны, поэтому вскоре расстроенные бугаи сели в свою фуру и укатили.

24 сентября мы с Олей отправились в Чарджоу и транзитом через Ашхабад вылетели в Москву. Было так странно из жаркого лета оказаться в промозглой осени.

Тщательно изучив всю имеющуюся литературу по биоповреждениям, я узнал, что такие работы проводятся в Ташкенте, в Институте зоологии и паразитологии Академии наук Узбекской ССР Кадыром Аллабергеновым. Организовав переписку с директором этого института, я вскоре получил приглашение посетить Ташкент и ознакомиться с работами Аллабергенова.