Он, вероятно, не подозревал о том, что выдал свое волнение, – так быстро его лицо приобрело прежнее выражение. По-видимому, он был мастером прятать свои чувства. Но и Глори трудно было провести. От ее опытных глаз, привыкших наблюдать за людьми, не укрылось едва заметное напряжение его подбородка, появившаяся отчужденность в глазах, когда она сказала ему, что он не отличается благородством.
Глориана удивлялась тому, какие силы выковали в этом человеке столь надменную, непоколебимую бесстрастность, не могла объяснить себе самой, почему ее невольно привлекает такой надменный человек. Казалось, он весь был соткан из противоречий. Человек, владеющий собой, не будет открываться первому встречному, даже если это красивая женщина. Человек, считающий себя отважным и закаленным, не стал бы путешествовать по территории неспокойной Аризоны, одетый как придворный шут.
В то утро он сказал ей, что ехал на крыше вагона, которая, несомненно, была самым опасным местом поезда. А всего лишь за день до того Данте был совершенно потрясен, когда понял, что они двигались. Сердце Гло-рианы начинало биться быстрее при воспоминании о том, как он клялся защитить ее, словно боялся, что ей грозит похищение или какая-нибудь другая опасность. Он действовал так, будто никогда раньше не ездил в поезде и даже ни разу в жизни не видел паровоза, выкопанный из прошлого, из какой-нибудь затерянной в холмах деревни и брошенный в самую гущу современности. Она вспоминала его не поддававшиеся пониманию замечания вроде этого: «Хвастовство Ди не было пустым – он действительно перенес меня в будущее». Данте поражал своей искренней верой в это безумное утверждение!
Раздался свисток. Стук катившихся по железным рельсам колес усилился. Металлический скрежет вызвал у Глори легкую гримасу, но, уловив в глазах Данте искорки возбуждения, она могла утверждать, что он находил эти звуки восхитительными.
Так полуприрученный тигр прислушивается к лязгу и грохоту двери своей клетки, изучая звуки неволи, и терпеливо ждет возможности вырваться на свободу. Она пыталась совладать с дрожью, одолевавшей ее при мысли об опасностях, связанных с дрессировкой тигра, и убеждала себя, что нисколько не жалеет об отказе Данте от предложенной ею работы. Ей не нужен был конюх, который при первой же возможности удрал бы и который принимал бы всерьез иллюзию своего перемещения во времени.
Как раз в ту минуту вошла Мод, зевавшая во весь рот и продиравшая заспанные глаза.
– Вот ты где, Глори… – Она зевнула было снова, но тут же закрыла рот, перехватив взгляд Данте. – О Боже, этот тип все-таки решил наняться на работу.
– Нет. Он просто стоит тут и, как обычно, мне надоедает. Идите сюда и помогите мне накормить лошадей. – Она хмуро смотрела, как Близзар разбрасывал копытами свежую, с пшеничным отливом солому, которую она только что с таким трудом забросила в его стойло. Глори только что убедилась в правоте совета Данте кормить лошадей до уборки стойла. Она знала, в какую грязь превратят свежую солому Близзар и Кристель после того, как переварится их завтрак, но обращалась с ними, как с людьми, наводя полную чистоту перед тем, как задать им корм.
– Ладно, хватит, Глори, я думала, что ты уже закончила с ними и что мы сможем пойти в вагон-ресторан. Я так голодна, что живот подвело.
– Твой живот подводит, когда он набит до отказа, а не когда он пуст. Ты должна думать о том, как бы не раздуться после того, как наелась клубники со сливками, овсянки и яичницы с беконом…
С того места, где стоял Данте, донесся какой-то громкий звук, похожий на урчание в животе. Глори бросила на него быстрый взгляд, и ей показалось, что он покраснел.
– Звучит так, словно он так же голоден, как и я, – заметила Мод.
– Вы тоже умираете с голоду? – Глори получила некоторое удовлетворение от проявления человеческой слабости Данте.
– Хотя мне все равно здесь не поверят, но я-то точно знаю, что не ел лет триста, – справившись со смущением, сказал молодой человек.
Глори вдруг показалось, что все его чисто мужское упрямство вызывалось одной простой причиной – он был голоден как волк. Горящие огнем ладони женщины неожиданно подсказали ей неплохую идею. В конце концов, должен же быть какой-нибудь способ решить все вопросы разом.
– Завтрак стоит десять центов. Если вы не можете позволить себе его оплатить, я сделаю это при условии, что вы сегодня займетесь лошадьми. – Это было сказано самым невозмутимым тоном.
Губы Данте поджались, что говорило о его несогласии. Она же была слишком голодна, чтобы вникать в очередные доводы, и чувствовала себя так скверно, что могла разрыдаться, если бы он снова отклонил ее предложение. И заикнись он хотя бы еще раз про это злополучное зеркало, она хватила бы его вилами по голове и оставила подыхать на месте.
– Оладьи с колбасой, мед и печенье… ммм… – пропела Мод.
– Ну? – поторопила Глори.