Пока все охали и ахали, он спокойно оделся и стер приставшую к щеке грязь.
Мальчик двенадцати весен по имени Дев, с зелеными глазами и волосами почти такими же рыжими, как у Саши, вызвал порыв ветра. Тот с силой взметнул волосы королевы и взъерошил тщательно уложенную бороду короля.
– Это дар, ваше величество? – с сомнением спросила его мать. – Он Ткач, как и все мы, но переплетается с такой скоростью, что с деревьев вокруг листья летят.
– Это без сомнения дар, – заверил ее Арен, и мальчишка запустил по поляне радостный ветерок.
Вышедшая за ним женщина объявила, что ее муж, Бум, владеет разновидностью Сказительства.
– Мне приходится говорить за него, потому что от его голоса у всех начинают кровоточить уши, – объяснила она. – Потому мы и зовем его Бумом. Даже когда он шепчет, оглохнуть можно. Так что обычно он изъясняется знаками или пишет на табличках.
У мужчины оказалась грудная клетка как у льва, но уши как у крота – видимо, чтобы ему не навредил собственный голос. Он отошел за деревья на добрые тридцать метров, но даже тогда, стоило ему открыть рот и сказать «здравствуйте», со всех окрестных веток вспорхнули птицы, а люди зажали уши от боли.
Король попросил Бума отойти на окраину деревни и попробовать еще раз оттуда. На таком расстоянии его слова оставались совершенно четкими и понятными, но больше не причиняли слушателям неудобств. Арен немедленно назначил его королевским глашатаем и поручил зачитывать указы всей долине. Не успел Бум оглянуться, как получил место при дворе.
Дары были странными, разнообразными и более многочисленными, чем ожидал Кель. Увы, среди них так и не оказалось ни одного Целителя.
Наконец солнце опустилось за край леса, толпа рассеялась, и смотр талантов подошел к концу. Ночная стража заступила на пост, король с королевой удалились в замок, и мост через ров подняли. Кель вернулся в свою комнату в гарнизоне и открыл книгу, которая принадлежала другому Целителю Каарна. Медленно, с величайшим старанием он начал вчитываться в оставленные ею строки, надеясь отыскать между ними вопросы на ответы, которыми никогда прежде не задавался.
Глава 20
Столы ломились от яств, какие только может вырастить человек и вообразить себе ребенок. Мяса по-прежнему было мало – несколько индеек, два гуся и одна курица, привезенная из бухты Дендар, – но с тех пор, как Кель подстрелил лань, каарнцы поймали еще двух оленей, а недостаток мяса сполна возмещался обилием других лакомств. Свежевыращенное зерно собрали, смололи в муку и наготовили всевозможного хлеба. Здесь был хлеб, начиненный ягодами, запеченный вокруг яблок, усеянный изюмом и посыпанный травами, которые распространяли в воздухе яркий пряный аромат.
Струнные инструменты и барабаны, сделанные из упавших ветвей и стволов, издавали негромкую, странно теплую музыку. В Каарне не срубали деревья. Они умирали естественной смертью, а люди потом забирали то, что от них осталось. Каарнцы верили, что растения охотнее поделятся ветвями и листьями, орехами и иглами в обмен на долгую жизнь. Ткачи зажаривали желуди, собирали кедровые орехи и выкачивали сок, но не больше, чем дерево само было готово отдать. Похоже, деревья расставались со своими богатствами без особого сожаления, и Кель задумался, каково им было те долгих четыре года, когда за ними никто не ухаживал. Лес внезапно представился ему дойной коровой, печально мычащей в надежде на облегчение. С тех пор как Ткачи вернулись домой, а деревня ожила, мшистый ковер был усеян почти так же густо, как и поля.
Пиршество выплеснулось за двери замка и охватило внутренний двор – так много гостей пожаловало на праздник. Стража на стенах сменялась чаще обычного, чтобы люди Келя и новобранцы из местных тоже смогли принять участие в веселье. Гвардию королевы тщательно проинструктировали на случай странных происшествий, и Кель несколько часов танцевал, пил и ел, не сводя глаз с Саши и поминутно проверяя спрятанный в рукаве клинок. У бедра покачивались неизменные ножны с мечом.
Саша была одета в платье цветов Джеру – темно-зеленое с золотой оторочкой, оно удивительно ей шло. Широкие рукава спускались почти до земли, узкий корсет с декольте слегка обнажал веснушчатую грудь и стройную длинную шею. Волосы королевы были заплетены в десяток тонких косичек, а те, в свою очередь, перевиты в косы и уложены вокруг головы. На них, словно продолжая это огненное роскошество, покоилась золотая корона.