Королева Изабо

Герцог следил за фаворитами невестки. Когда ему казалось, что близость любовников начинает угрожать тому влиянию на королеву, которое ему хотелось сохранить за собой, он был не слишком разборчив в средствах и, не гнушаясь даже доносом, вызывал разрыв, почти всегда трагический.

Поэтому он позаботился, чтобы вышеупомянутые слова дошли до сведения венценосной возлюбленной видама де Моля.

Изабелла улыбнулась, пошутила над ними и, казалось, оставила их без внимания.

У королевы были свои доверенные лекари, которые продавали ей секреты восточных снадобий, способных разжигать огонь вожделения к ней. Эта новая Клеопатра была создана скорее председательствовать на судах любви[13] в каком-нибудь замке или быть законодательницей мод в дальней провинции, чем освобождать от англичан родную страну. Но на этот раз она не стала советоваться со знахарями – даже с Арно Гилемом, своим алхимиком.

Однажды, спустя некоторое время, сир де Моль находился ночью у королевы в особняке Барбет. Час был поздний; утомленных наслаждениями любовников клонило ко сну.

Внезапно г-ну де Молю показалось, что в Париже раздались редкие, зловещие удары колокола.

Он приподнялся и спросил:

– Что это?

– Ничего… Оставь!.. – томно ответила Изабелла, не открывая глаз.

– Как ничего, царица души моей? Ведь это набат!

– Да… Возможно… Но что из того, мой друг?

– Горит какой-то дворец!

– Мне как раз это и снилось, – сказала Изабелла.

Губы охваченной дремотой красавицы приоткрылись в улыбке, обнажив два ряда жемчужин.

– И знаешь, милый, мне снилось, что поджигал ты, – продолжала она. – Я видела, как ты швырнул горящий факел в подвал, полный сена и бочек с маслом.

– Я?

– Да!.. – Она лениво цедила слова. – Ты поджег дом мессира Эскабаля, знаешь, моего казначея, чтобы выиграть давешнее пари.

Охваченный смутным беспокойством, сир де Моль полуоткрыл глаза.

– Что за пари? Вы еще не проснулись, мой ангел?

– Ну, то самое: что ты станешь любовником его дочери, маленькой Беренисы, у которой такие красивые глаза!.. Какая это милая и славная девушка, не правда ли?

– Что вы говорите, любезная Изабо?

– Разве вы не поняли меня, мой повелитель? Я сказала, что мне приснилось, как вы поджигали дом моего казначея, решив во время пожара похитить его дочь, сделать ее своей любовницей и выиграть пари.

Видам безмолвно посмотрел вокруг.

Зарево далекого пожара освещало цветные стекла спальни; под их пурпурным отблеском рдело кровью горностаевое покрывало королевского ложа; алели лилии на гербах и лилии, увядавшие в покрытых эмалью вазах. И на подносе, уставленном вином и плодами, багрянели две чаши.

– Ах, да! Припоминаю… – вполголоса сказал молодой человек, – это правда; я хотел привлечь взгляды придворных к этой девочке, чтобы отвратить их от нашего счастья!.. Но взгляните, Изабо, пожар и в самом деле сильный – огонь полыхает рядом с Лувром.

При этих словах королева приподнялась на локте, пристально и молчаливо посмотрела на видама де Моля и покачала головой, а затем, шаловливо рассмеявшись, запечатлела долгий поцелуй на губах юноши.

– Ты расскажешь об этом мэтру Каппелюшу, когда он будет колесовать тебя на Гревской площади. Вы коварный поджигатель, возлюбленный мой!

И зная, что ошеломляющий восточный аромат ее тела разжигает чувственность до такой степени, что мужчина лишается способности мыслить, она прижалась к нему.

Набат не стихал; вдали раздавались крики толпы.

Де Моль шутливо возразил:

– Но ведь надо еще доказать преступление.

И вернул ей поцелуй.

– Доказать преступление, злой?

– Разумеется.

– А сумеешь ли ты доказать, сколько поцелуев получил от меня? Ведь это все равно, что пересчитать мотыльков, порхающих в воздухе летним вечером!

Не отрываясь, смотрел он на свою пламенную – и такую бледную! – возлюбленную, которая несколькими мгновениями раньше расточительно и самозабвенно дарила ему самые восхитительные ласки.

Потом он взял ее за руку.

– Все будет очень просто, – продолжала она. – Кому был нужен поджог, чтобы похитить дочь мессира Эскабаля? Одному тебе. Ты же побился об заклад под честное слово! А сказать, где ты был, когда произошел пожар, ты не можешь… Как видишь, этого достаточно, чтобы в Шатле[14] начали уголовный процесс. Сначала будет следствие, а потом… – она подавила зевок, – пытка довершит остальное.

– А я не могу сказать, где был? – спросил г-н де Моль.

– Конечно, нет; король Карл Шестой жив, а вы во время пожара пребывали в объятиях королевы Франции, наивное дитя!

За обвинением неизбежно и зловеще вставала смерть.

– Вы правы! – воскликнул сир де Моль, очарованный нежным взглядом возлюбленной.

Он упоенно обхватил рукой ее юный стан, окутанный волной волос, светлых, как расплавленное золото.

– Все это дурной сон! – сказал он. – О, жизнь моя, как ты прекрасна!..

С вечера они занимались музыкой; на подушке еще лежала отброшенная им лютня; в эту минуту на ней лопнула струна.

– Усни, мой ангел! Ты устал! – прошептала Изабелла, тихо склоняя к себе на грудь голову юноши.

Услышав звон инструмента, она вздрогнула: влюбленные суеверны.