Читаем Королева Камилла полностью

Констебль Бирч развернула вырезку и увидела фотографию принцессы Кентской, запечатленной в театральной позе на фоне испещренной надписями стены дома Маддо Кларка. На заднем плане виднелась разбитая машина без колес, поставленная на столбики из кирпичей, а вокруг нее – четверо из семи сыновей Маддо, скорчившие в камеру жуткие рожи. Вирджиния прочла:

Бывшая принцесса Кентская (61), жена принца Майкла Кентского (64), живущего, предположительно, в Дубае, вчера выразила протест по поводу ее «жестокого и бесчеловечного заточения» – это слова принцессы – в зоне изоляции поселок Цветов.

В своем первом за 13 лет интервью она рассказала нашему корреспонденту Тому Каттлфишу (негласно посетившему зону под видом инженера «Бритиш телеком») о пропавших тринадцати годах жизни на государственном обеспечении и в окружении враждебных соседей.

«Магазины ужасны, – сказала она. – Нельзя купить ни спаржи, ни, к примеру, помады «Хелена Рубинштейн» – того, что другие считают само собой разумеющимся».

Принцесса выглядит изможденной и старше своих лет, в ходе разговора она расплакалась: «Я убедительно прошу страну голосовать за новых консерваторов и вызволить меня из этого кромешного ада».

На полях заметки Соме написал с нажимом: «Боже! Сколько соплей!»

Констебль Бирч разорвала письмо Сомса пополам и сунула в шредер. Потом выудила письма из проволочного лотка и подала Питеру Пенни со словами:

– Новые письма от психов будущему королю Англии. Позаботься, чтобы попали по адресу, ладно?

Дантист Захария Стейн специализировался на знаменитостях. В приемной у него стояли такие замысловатые кресла, что пациенты не сразу могли сообразить, как в них сидеть. На стенах были развешаны фотографии крупных и мелких звезд из мира шоу – бизнеса, политики и больших денег – с автографами. Всю эту разношерстную публику объединяло лишь одно – безукоризненные ослепительные зубы. Над камином висело фото Кена Додда [32]. Поперек своих знаменитых заячьих резцов Додд начертал фломастером: «Заку, который спас мою карьеру».

Захария считал себя художником. Он был неутомимым и жестким профи. В недавнем интервью «Санди тайме» знаменитый дантист признался, что абсолютно помешан на зубах. Среди прочего он сказал репортеру:

– Недавно скатался в Большой Каньон и, оказавшись там, первым делом подумал: господи ты боже мой, понадобится фигова куча стоматологического цемента, чтобы запломбировать этодупло.

На прием Сынок опоздал на три минуты; пытаясь объехать пробки, его водитель Данкан, хмурый мужик с бычьим загривком, отец впечатляющего внебрачного потомства, поехал из Кеннингтона на Харви – стрит окольной дорогой. По пути Данкан ответил на несколько звонков от возбужденно голосивших дамочек.

– Женщины, а? – неловко вопросил Сынок.

В ответ из Данкана хлынул такой поток женоненавистнической брани, что Сынок не на шутку встревожился и решил, что, пожалуй, стоит держать Данкана от женщин подальше, лучше всего – за толстой дверью тюремной камеры. Когда они наконец доехали, нервная девушка – администратор сообщила Сынку, что к его счету будет добавлен штраф в сто восемьдесят фунтов. С наигранным безразличием Сынок сказал:

– Неважно.

Из-за дверей кабинета донесся звук бормашины, а следом крики: «Шире! Шире!»

– У него сейчас пациент, – сообщила девушка. – Не хотите ли подождать в приемной?

Сынок зевал над статьей в «Экономисте» о дотациях в сельское хозяйство Евросоюза, когда в приемную ворвалась актриса, которую он мельком видел в телесериале, названия которого не запомнил.

– Мы уже официальноживем в полицейском государстве! По дороге сюда меня два разаостанавливали, притом абсолютные фашисты! Оба раза я показывала удостоверение, и драная карточка не читаласьиз-за какого-то глюка! Я сказала им, что у меня прием у Стейна, но они притворились, будто не знают, кто это такой.

Она присмотрелась к Сынку и воскликнула:

– Осспади, да вы ж Сынок, как вас там…

Сынок улыбнулся ей скромной улыбкой, не обнажая зубов, и сказал:

– Вы мне понравились в этом…

– Ой, да ладно, – потупилась девица. – Мои лучшие сцены вырезали.

– Но вы были отменно хороши и в оставшихся, – сказал Сынок.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века