Королева Кастильская

Она украдкой оглянулась, словно разговаривала не с Эммануилом, а с каким-то невидимым призраком, присутствующим в комнате, словно умоляя его: «Докажи, что мой страх – глупость, даровав мне здорового сына».

Эммануил с любовью посмотрел на нее, и в этот момент прибыли гонцы.

Они передали Изабелле послания, а она позвала слуг и приказала им накормить гонцов и устроить их отдохнуть после длительного путешествия.

Когда они с Эммануилом остались наедине, она протянула ему письма. Лицо ее смертельно побледнело, руки дрожали.

– Умоляю тебя, Эммануил, прочти их мне.

– Они предназначены для твоих глаз, дорогая.

– Знаю, но у меня так сильно трясутся руки, а глаза не воспринимают слов.

Когда Эммануил сломал печать, вскрыл письма и начал их читать, Изабелла пристально наблюдала за ним и заметила, что лицо его побледнело.

– Что там, Эммануил? – поспешно спросила она. – Ты должен сказать мне сейчас же.

– Ребенок родился мертвым, – отозвался он.

У Изабеллы перехватило дыхание, и она бессильно опустилась в кресло. Ей казалось, что комната плывет перед глазами, а в ушах раздаются ехидные голоса – голоса тысяч замученных и казненных людей. Эти голоса шептали ей что-то зловещее.

– Но с Маргаритой все в порядке, – продолжал Эммануил. Затем воцарилась тишина, и Изабелла обратила к мужу свое лицо.

– Там есть еще что-нибудь? – спросила она. – Умоляю, ничего от меня не скрывай.

– Да, есть, – медленно проговорил он. – Хуана с Филиппом провозгласили себя наследниками Кастилии.

– Хуана! Но ведь это невозможно! Она же моложе меня.

– Так пишут твои родители.

– Как Хуана могла совершить такое?

– Это произошло из-за того, что у нее весьма тщеславный муж.

– Но это ужасно! Она разобьет сердце матери. Ведь это скандал внутри семьи!

– Тебе не следует бояться, – нежно промолвил Эммануил. – Твои родители разберутся, как лучше уладить все недоразумения. Они хотят, чтобы мы готовились немедленно покинуть Лиссабон и выехать в Испанию. Они собираются принародно провозгласить тебя наследницей Кастилии.

Страшная усталость овладела Изабеллой, голова неустанно болела. В это мгновение она подумала: «Я не хочу никаких скандалов и ссор. Хочу, чтобы меня оставили в покое. Я хочу родить ребенка».

Вдруг она ощутила движение ребенка в своем чреве, и настроение ее изменилось. Королеве не пристало думать о собственных желаниях.

Она осознала, что дитя, шевелящее сейчас ножкой, по-видимому, сможет стать наследником всей Испании и всех подвластных Испании земель в Новом Свете.

Значит, у нее множество дел, и нельзя впадать в апатию. Она должна бороться за права своего ребенка, даже если ее противник – родная сестра.

Когда она заговорила, голос ее прозвучал решительно:

– Когда мы будем готовы отправиться в Испанию?

ТОРКВЕМАДА И КОРОЛЬ АНГЛИИ

Томас Торквемада лежал на постели, тяжело дыша. Подагра невыносимо мучила его, и ему все труднее и труднее становилось передвигаться.

– Так много надо сделать, – шептал он, – а времени остается так мало. – Однако подобные слова показались ему упреком Всемогущему, и он добавил: – Но Твои дела будут сделаны.

Он часто размышлял о Хименесе, архиепископе Толедском, который, как ему казалось, мог наследовать мантию Торквемады. Он не сомневался, что именно этот человек в один прекрасный день сумеет побороть все свои чувства и доведет начатое им великое дело до конца.

Торквемада с удовлетворением оглядывался на последние тридцать лет. Теперь он мог только дивиться тому, что произошло с той поры, как он в пятидесятивосьмилетнем возрасте покинул монастырь и начал крупными буквами вписывать свое имя в историю страны. Его великие успехи заключались во введении инквизиции и изгнании евреев.

Когда он вспоминал об этом, то приходил в восторг. Увы, теперь его подводило старое немощное тело, и, кроме того, у него было множество врагов. Ему хотелось почаще видеться с Хименесом. Он не сомневался, что такому человеку можно доверить направлять суверенов на должный путь, и можно спокойно отдать в его руки судьбу Испании.

– Мне надо подготовить его, еще многому научить, – шепотом приговаривал Торквемада. – Но увы, времени почти не осталось.

Он страшно устал, потому что только что распрощался с главными инквизиторами. Он созывал их в Авиле, чтобы дать им новые инструкции, которые он составил для введения в кодекс инквизиции. Он постоянно думал о преобразованиях, о расширении организации, чтобы грешникам как можно труднее было ускользнуть от альгвасилов.[5]

Он знал, что начиная со славного 1483 года, когда учредили инквизицию, и по сегодняшний день, когда он, лежа на твердом тюфяке, думал о том, сколько ему еще осталось сделать, на кострах сожгли заживо около десяти тысяч еретиков.

«Восемь тысяч костров, – размышлял он. – Но были еще очень многие, кого привлекали к суду. Около ста тысяч человек в стране были признаны виновными и их подвергли незначительным наказаниям. Неплохие достижения».

Его изумляло, что у такого человека, как он, находятся враги внутри самой церкви, и что, наверное, самый влиятельный его враг – сам Папа.