Королева красоты Иерусалима

В глубине души Роза еще и ревновала Габриэля к дочери, которую он дарил особыми чувствами. Сама-то она ни разу не видела от него такого теплого и любовного отношения, не говоря уже о близости. За все время их брака он приходил к ней в постель считаные разы, а после рождения Луны – вообще ни разу. Он был замкнут, отчужден, говорил с ней только о ребенке или домашних делах. Никогда не посвящал ее в свои дела, не уделял ей внимания, не баловал словами любви, не выказывал привязанности. Выполнял только то, что был обязан. Даже когда он ложился с ней в постель, он делал то, что нужно делать, и сразу же после этого вставал и шел на свою кровать в другом конце комнаты.

Роза не жаловалась – жизнь с Габриэлем была несравненно лучше, чем жизнь до него. Ей было что есть, во что одеться, она могла позаботиться о младшем брате. Ей очень повезло войти в семью Эрмоза, зажиточную и уважаемую. И кто мог предположить, что ей так повезет? Она была благодарна судьбе и в глубине души надеялась, что в конце концов почитаемый ею муж обратит на нее свою благосклонность и может быть, может быть когда-нибудь, хоть однажды, дотронется до нее так, как ей хотелось бы дотронуться до него, – с нежностью и лаской. Может, хотя бы раз, придя к ней ночью, он поцелует ее в губы. Ведь он ни разу не поцеловал ее, даже под хупой.

И хоть он ей об этом не говорил, она знала, что разочаровала его, когда умер их первенец Рафаэль. Ни слова не сказал он в утешение, когда она плакала по ночам после смерти ребенка. Ни разу не положил ей руку на плечо, только позволил ей плакать, пока источник слез не иссяк. Но он не мешал ей оплакивать потерю, не приближался к ней месяцами после смерти ребенка. Даже Меркада, которая жила с ними и отравляла ей жизнь, не сказала ни слова.

А когда Роза снова забеременела, все заботились о том, чтобы ей было удобно, чтобы она не работала тяжело, чтобы ничего не поднимала, не нагибалась. Ее невестка Аллегра приходила раз или два в неделю мыть полы, сестры, по распоряжению Меркады, поочередно убирали дом. Даже готовить Меркада ей запретила. Соседки приносили киптикас, софрито, авас кон ароз, а хамин с макаронами, хаминадос, бурекасы и сотлаж на субботу Меркада готовила сама. Иногда, глядя на свою бесформенную невестку, Меркада поднимала глаза к небу и мысленно обращалась к мужу: «Ох, керидо, а может, лучше б я подождала денек-другой и нашла Габриэлю не такую уродливую жену?»

Меркада ежедневно беседовала с Рафаэлем и, когда родилась Луна, сказала ему: счастье, что девочка похожа на Габриэля, а не на Розу. Она чувствовала себя униженной, оттого что Габриэль не оказал ей должного уважения и не назвал дочь в ее честь, как принято, но что это ее задело, скрывала ото всех, и прежде всего от сына с невесткой.

Выбранное Габриэлем имя Луна казалось странным и Розе. Она была уверена, что он даст девочке имя своей матери. Когда же он сообщил всем, что дочку зовут Луна, Роза не возразила ни полслова, лишь произнесла благословение: да удостоится она долгой жизни и добрых дел!

У Меркады же не было сомнения: Габриэль так выразил свое недовольство тем, что она не посчиталась с ним и заставила жениться на Розе. Что ж, если ему от этого легче – на здоровье, одолжений мне не надо, думала Меркада. Она никогда не заговаривала на эту тему, и, когда однажды Клара осмелилась заметить, что Габриэль должен был назвать дочь в честь матери, оборвала ее взмахом руки:

– Слава богу, девочка родилась крепкой и здоровой, и это главное. Ну а ты закрой рот – и ни слова больше об этом ни мне, ни брату и вообще никому!

Гнев сына был ей понятен. Вечерами, когда все соседки рассаживались вокруг колодца на низеньких скамеечках и принимались болтать, Меркада переводила взгляд с одной на другую. Любая из них казалась ей привлекательнее Розы. Она все чаще и чаще заглядывала в гости к другим своим детям, особенно к Кларе, которая была ей ближе других.

– Пусть меня бог простит, – сказала она как-то дочери, – я думала, что наказываю Габриэля, а наказала себя. Я не в состоянии выносить эту женщину, не в состоянии выносить ее запах, не могу дышать с ней одним воздухом. Я переберусь жить к тебе.

– Почту за честь, мама, но ведь мы с Яковом и детьми живем в однокомнатной квартире, где ты будешь спать?

– Мне все равно, буду спать на полу, если нужно, но жить с этой толстухой в одном доме я не стану.

Назавтра она уложила кое-какие вещи и ушла к Кларе, не сказав ни слова ни Габриэлю, ни Розе.