Королева красоты Иерусалима

Габриэль тоже был джентльменом и щеголем, он любил сверкающие как зеркало ботинки, и такая идея привела его в восторг. Роза не разделяла энтузиазма брата и мужа, но не смела встревать. И Габриэль решил остаться пока в Тель-Авиве. Они с зятем сняли большой магазин на улице Нахалат-Биньямин, посадили там десять чистильщиков обуви и стали ждать первых клиентов. Однако уже через неделю стало ясно, что затея провалилась. В отличие от Нью-Йорка, в Тель-Авиве не нашлось достаточно клиентов, готовых заплатить за чистку обуви такую высокую цену – вдвое больше, чем брали уличные чистильщики. Даже большой потолочный вентилятор, призванный хоть немного охладить пылающий жар тель-авивского лета, не привлек клиентов, и месяц спустя салон чистки обуви закрылся. Габриэль потерял на этом много денег, а его зять чудом спасся от банкротства и вернулся в Америку.

Усталый, подавленный и разоренный, Габриэль с женой и дочерью вернулся в Иерусалим, в свой дом в Охель-Моше, который стоял пустой и дожидался их возвращения, – и там обнаружил, что «Рафаэль Эрмоза и сыновья. Деликатесы» уже не преуспевающее заведение, что лавка находится на грани банкротства. С болью в сердце Габриэль уволил Леона и выгнал Лейто, который оказался никудышным бухгалтером. Вдобавок он, как шептались досужие сплетники, обкрадывал Габриэля без зазрения совести.

Габриэль снова встал за прилавок и попытался вернуть лавку в прежнее состояние. Но хорошие времена, похоже, миновали. Доходы были мизерными, лавка зачастую пустовала – ни покупателей, ни товара: если касса пуста, не на что его купить.

И тут случилось чудо, вернувшее лавке ее былую славу, и она снова стала процветать. Британские солдаты, размещенные в иерусалимских военных лагерях, обнаружили «Рафаэль Эрмоза и сыновья. Деликатесы» и стали покупать там разные сорта чая (в основном английского, который напоминал им о доме) и сухое молоко со вкусом сливок в коробках. Роза, научившаяся готовить в английских домах, где убирала, стала делать запеканки, напоминавшие британским солдатам материнскую стряпню; особенно любили они пирог, начиненный почками и требухой. Еще Роза жарила для них рыбу. Они просили у Габриэля фиш энд чипс, но жарить картошку он отказывался и вообще недолюбливал англичан. Впрочем, любовь любовью, а бизнес есть бизнес, так что благодаря «проклятым англичанам» положение улучшилось, и Габриэль мог быть доволен.

Луна играла во дворе в куклы. Две из них Габриэль привез из своей последней поездки в Бейрут. Уезжая по делам в Ливан или в Сирию, он всегда возвращался нагруженный подарками для своей любимицы – маленькой Луны. И только изредка он привозил подарок Розе. Он ни по кому не тосковал вдали от дома, да и по лавке не скучал. Но когда он думал о Луне, его сердце начинало биться чаще. Как он скучал по своей малышке, по ее кудряшкам, по ее зеленым глазам, слегка раскосым, как у китаянки, по ее вздернутому носику, белоснежной коже и заливистому смеху! Как ему хотелось прижать ее к себе, обнять – но осторожно, чтобы, не дай бог, не повредить ее косточки от избытка любви. Луна, его девочка, его любовь, вернувшая ему жизнь после того, как он уже от жизни отказался…

«Боника, баста», – щебетала девочка, подражая матери, когда та на нее сердилась. Она сидела на низенькой лежанке с куклой в руках, кормила ее, тыча ложкой в глаза вместо рта, потом вынимала из коляски другую куклу, лепетала ей ласковые и нежные слова – такие, как шептал ей отец на ухо; слова, которых она никогда не слышала от матери.

– Нет у меня уже сил, – жаловалась Роза соседке Тамар. – Эта малявка готова болтать со своей куклой часами, лопочет и лопочет, рот не закрывается, зову ее в дом – не слышит. Что мне делать с этой девчонкой? Она никогда меня не слушается!

– Ну что ты хочешь от ребенка? – отвечала Тамар. – Скучно бедняжке, пора уже родить ей братика.

И Роза вздыхала. Что она может сказать соседке? Что с тех пор, как два года назад умер ребенок, который родился после Луны, Габриэль не ложился с ней в постель ни разу? И что они спят в разных углах комнаты?

Как сказать Тамар, что муж и не смотрит в ее сторону? Что он ее в упор не видит? Что единственное существо, которое его интересует, это Луна, а она, как назло, все делает точь-в-точь как отец: она тоже не видит Розу, не слышит ее, не разговаривает с ней. Только с отцом она смеется, только отца целует, а ее, Розу, отталкивает. Даже когда Роза, пусть и очень редко, пытается ее обнять, взять на руки, как это делают все матери, – эта девочка уворачивается, выскальзывает у нее из рук.

– Чтоб вы с Габриэлем были здоровы, вы растите девочку как принцессу, – говорит Тамар Розе. – Если не родите ей братика или сестру, вырастет она у вас капризная да балованная.