Королева Кристина

В Италии получила распространение испанская форма квиетизма. Римско-католическая церковь считала квиетизм одной из опаснейших разновидностей еретичества и вела с ним непримиримую борьбу. Квиетизм, в отличие от официальной католической религии, был доступной формой общения с Богом без всяких посредников и легко воспринимался всеми слоями населения. Иезуиты, например, разработали целую систему приёмов для культивации души, создали подробнейшие рекомендации о том, как человек должен был себя вести в определённой ситуации, но система была слишком сложной, для многих непонятной и утомительной. У тех, кто пытался ей следовать, всё оставалось по-старому: душа — голодной и неудовлетворённой и там, где была.

Квиетисты же нашли простое и эффективное решение. Человеку не надо было напрягаться, делать над собой какие-либо усилия и разбивать лоб до крови, чтобы быть услышанным на небесах. Достаточно было лояльно настроиться к Богу и в тишине прислушаться к Нему. Молитва могла быть пассивной, ожидающей, воспринимающей, и не было надобности в том, чтобы постоянно думать о Христе, триединстве или о каких-нибудь иных христианских догмах и божественных атрибутах. Если Бог говорил с пассивно настроенной душой — хорошо, если нет — ничего страшного, никаких попыток приблизиться к Нему делать не надо. Достаточно, если человек хотя бы раз в жизни искренно отдаст себя Богу. Если на его пути появится искушение — пусть: и искушение имеет отношение к всевластию Всевышнего.

Не удивительно, что в Италии квиетизм нашёл многочисленных сторонников. Многие священники и кардиналы пришли к выводу, что традиционные устные молитвы и другие упражнения верующих были необязательными и бесполезными. Даже сам верховный понтифик симпатизировал квиетизму, но инквизиция была на страже, и в стране против квиетистов прошло несколько процессов.

Самым видным квиетистом в Италии был испанский священник Мигуэль Молинос (1627–1696), пользовавшийся на первых порах благосклонностью самого Иннокентия XI и кардинала Аззолино. Он приехал в Италию в 1663 году и с помощью Аззолино был введён в дом Кристины. Он использовал палаццо Риарио как своеобразную платформу для пропаганды своего учения и стал популярным как среди церковников, так и во всех слоях населения. Многие считали его святым. Его книги быстро распространялись среди верующих и были переведены в других католических странах.

Квиетизм стал лишь подсобным инструментом Кристины на пути к Богу. Д. Мэссон пишет, что учение Молиноса привлекло Кристину тем, что оно совпало с её жизненным убеждением — считать себя подотчётной одному лишь Господу. Мигуэль Молинос практически стал её исповедником, но в то же время у историков практически нет никаких данных, что королева целиком и полностью поддерживала его учение. Несомненно, он казался ей симпатичным, ей импонировала его критика внешней набожности Ватикана и лицемерия иезуитов, но, по всей видимости, не более того. Она продолжала считать мессы основным способом обращения к Богу, не приняла тезис Молиноса о так называемой мистической смерти («Думается, мистическая смерть — это какая-то химера») и «болтовню» о совершенном человеке («Кто из нас не грешник? Совершенства на земле нет»), не соглашалась с тезисом об абсолютном покое в этой жизни. Наибольший отпор королева оказала положению квиетизма о том, что душа человека, освободившая себя от воли и особенно подверженная нападкам дьявола, не может служить основой для обвинения в самых страшных прегрешениях, совершённых обладателями таких опустошённых душ. Она вполне трезво считала, что дьявол здесь вовсе ни при чём.

Ватиканская верхушка скоро заметила, что верующие толпой валили к Молиносу и его последователям. Народ стал говорить о бесполезности церковных таинств, а монахи и монахини — считать себя безгрешными, приписывая все грехи дьяволу. Народ переставал нуждаться в римских священниках как в посредниках между собой и Богом. Власть папы и кардиналов могла рухнуть в одночасье, и смириться с этим никто не хотел. И Церковь зашевелилась. Когда Молинос стал подвергаться преследованию со стороны Ватикана, королева не могла остаться в стороне и выступила в его защиту.